Молодые львы
Шрифт:
Морисон и Крамер во все глаза смотрели на убитых немцев. Как и большинство других солдат из их подразделения, они не видели ни одного боя с момента прибытия во Францию и не скрывали теперь, что этот случай произвел на них огромное впечатление.
– Обстановка изменилась, – сказал Крамер. – Войска здесь не пойдут. Пейвон послал нас за вами. Он в Рамбуйе – всего час езды отсюда. Все ждут дивизию лягушатников, которая должна возглавить победный марш в Париж. Дорогу мы знаем. Никки, поедешь за нами.
Стеллевато вопросительно
– Поехали, Никки, – сказал он наконец, – заводи.
– Беспокойный городишко, – сказал Крамер. – Может быть, нас здесь накормят?
– Умираю с голоду, – поддержал его Морисон. – Сейчас бы бифштекс с жареной картошкой по-французски…
Мысль о том, что придется еще задержаться в этом городишке под холодными испытующими взглядами местных жителей рядом с трупами немцев Перед бакалейной лавкой, показалась Майклу просто невыносимой.
– Поедем к Пейвону, – сказал он, – мы можем ему понадобиться.
– Хуже нет начальства из рядовых, – проворчал Морисон. – Уайтэкр, чин рядового первого класса слишком велик для тебя.
Все же он развернул джип. Стеллевато тоже развернулся и двинулся вслед за Морисоном. Майкл неподвижно сидел на переднем сиденье, уставившись прямо перед собой, стараясь не смотреть в сторону гостиницы, где, окруженная соседями, стояла мадам Дюмулен.
– Месье! – раздался голос мадам Дюмулен, громкий и властный. – Месье!
Майкл тяжело вздохнул.
– Стой! – приказал он.
Стеллевато затормозил и посигналил Морисону. Тот тоже остановился.
Мадам Дюмулен, в сопровождении всей группы, двинулась к джипу. Она подошла к Майклу, а за ее спиной стали усталые, изнуренные трудом фермеры и лавочники в мешковатой поношенной одежде.
– Месье, – обратилась к нему мадам Дюмулен, скрестив руки на своей полной бесформенной груди. Порванный свитер, вытянувшийся на широких бедрах, слегка трепетал на ветру. – Вы собираетесь уезжать?
– Да, мадам, – спокойно ответил Майкл. – Таков приказ.
– А восемьсот немцев? – спросила она, с трудом сдерживая бешенство.
– Я сомневаюсь, что они здесь появятся.
– Сомневаетесь? – передразнила мадам Дюмулен. – А что, если они не знают о ваших сомнениях, месье? Что, если они все-таки появятся?
– К сожалению, мадам, – устало сказал-Майкл, – нам нужно ехать. И если даже они войдут в город, какую пользу принесут вам пять американцев?
– Значит, бросаете нас? – закричала она. – А немцы придут, увидят вон те четыре трупа и перебьют всех мужчин, всех женщин и детей в городе! Не выйдет! Вы обязаны остаться и защищать нас!
Майкл окинул усталым взглядом солдат на двух джипах. Их всего пятеро на этой проклятой площади: Стеллевато, Кин, Морисон, Крамер и он сам. Из пятерых только один
– Мадам, – сказал он, – мы ничего не можем поделать. Мы – это еще не американская армия. Мы следуем туда, куда прикажут, и делаем, что нам велят.
Он окинул взглядом встревоженные, осуждающие лица жителей, надеясь, что они поймут и оценят его добрые намерения, его «сожаление, его беспомощность. Но тщетно. Ни в одном взоре не засветилось ответного огонька; перепуганные мужчины и женщины смотрели угрюмо, уверенные, что их оставляют одних на верную гибель, что уже сегодня их трупы будут валяться среди развалин города.
– Простите меня, мадам, – сказал Майкл, чуть не плача, – я решительно ничего не могу поделать…
– Раз вы не собирались здесь оставаться, – сказала мадам Дюмулен неожиданно спокойным голосом, – вы не имели права сюда приезжать. Вчера танкисты, сегодня вы… Хоть и война, но вы не вправе так обращаться с людьми…
– Никки, – сказал Майкл хриплым голосом. – Едем отсюда. И быстрее!
– Это низко! – крикнула мадам Дюмулен от имени всех измученных людей, стоявших рядом, когда Стеллевато нажал на газ. – Подло, бесчеловечно и…
Конца фразы Майкл не расслышал. Они, не оглядываясь, быстро выехали из города и вслед за машиной Крамера и Морисона направились туда, где их ждал полковник Пейвон.
Стол был уставлен бутылками с шампанским. Вино искрилось в бокалах, отражая свет сотен восковых свечей, которыми освещался ночной клуб. Зал был полон. Мундиры десятка наций смешались с веселыми пестрыми туалетами, обнаженными руками, пышными прическами. Казалось, все говорили сразу. Освобождение Парижа накануне, сегодняшний парад, сопровождавшийся выстрелами снайперов с крыш, – все это служило темой для оживленных бесед. Приходилось до предела напрягать голос, чтобы перекричать громкие звуки, издаваемые тремя музыкантами в углу, которые наигрывали модную американскую песенку.
Пейвон сидел против Майкла и широко улыбался, зажав сигару в зубах. Одной рукой он полуобнимал поблекшую даму с длинными накладными ресницами, а другой время от времени вынимал изо рта сигару и приветственно помахивал ею Майклу, рядом с которым сидели корреспондент Эхерн, изучающий проблему страха, чтобы написать статью в «Кольерс», и элегантно одетый французский летчик средних лет. Неподалеку сидели два американских корреспондента, уже порядком захмелевшие. Они с серьезным видом беседовали между собой.