Молох

Вальман Анна

— Так? — Саша коготками процарапала по внутренней части бедра от коленей вглубь к средоточию его ног, почти касаясь звенящей мошонки. Рот его наполнился слюной от удовольствия.

— Почему ты остановилась? — Нахмурившись, спросил он, в нетерпении. Ее сердечко беспокойно стучало меж его коленей, накаляя и без того натянутые нервы. Рука сама потянулась к ней и легла на голову, запутывая пальцы в густых прядях за ухом.

— Нет! … — Взвизгнула она, и стала вырываться и колотить руками перед собой, когда сжатый на затылке кулак попытался придавить ее голову ниже. — Не надо,

Игорь!

— Какой еще Игорь? — Ледяным тоном поинтересовался Анхель, выпуская ее из рук. Саша отползла к кровати и, закрыв рот ладонями, сбивчиво дышала. А он сел в кресле как облитый из помойного ведра.

— Нет-нет! Я не говорила ничего. — Навзрыд по слогам проговорила она. — Пожалуйста, забудь, что я сказала.

— Это тот хлыщ, что все время хвостом ходит за снобом Брандтом? — Тихо спросил Анхель, покачиваясь встав с кресла. Он поднял с пола свою одежду и, наскоро одевшись, подошел к кровати, глядя на дверь.

— Не уходи, — попросила она сквозь слезы. — Они узнают. Ты уйдешь, а вернешься, я уже мертва. Не уходи, прошу!

— Тише. — Прервал он начинающуюся истерику и ласково потрепал сжавшуюся Сашу за растрепанные им волосы. — Они, значит, двое или… Так, двое. Имя второго?

— Не знаю. Не знаю, правда. — Саша замотала головой и схватилась за руку Анхеля, в ужасе, что он оставит ее.

— Идем со мной. Только снимем эту уставшую тряпку.

Анхель поддернул пальцем лямку ее майки и потянул наверх. Под ней Саша оказалась такой худенькой, что ребра выделялись на боках, а ниже выпирали тазовые кости. Саша поспешно прикрылась руками, но от Анхеля не укрылись несколько полузаживших синяков, выделявшихся вокруг одной ареолы, и покрывавших совершенную пухлую грудь.

Он покопался в бархате лежащем на полу и поднял отрез за край.

— Слушай, раньше это показалось мне классным. Не знаю, о чем я думал. Давай расставь руки в стороны, я все равно уже всё видел. — Он аккуратно набросил перекрученную ткань ей на плечо и, заправив края с боков, обернул дважды золотым поясом. На полу лишняя ткань собралась гармошкой, а грудь обтянулась.

— Прости, длинновато. Но выглядит потрясающе… — Волнуясь, сказал он, слегка повертев девичью фигурку. Саша подтянула немного наверх над пояском, и верх стал свободнее.

— Мне нравится, спасибо, — сказала она, шмыгая носом. — Только… ты теперь не поведешь меня к воротам?

Губы у нее дрожали. И Анхель обнял ее, прижав к груди, задержав на время дыхание. Нужно было успокоиться и не вдыхать сладкого запаха страха, который всегда ассоциировался у него с трапезой.

— Поведу. Черт, я же обещал. — Он погладил ее по позвоночнику, забравшись под ворсистую присборенную у плеча ткань. Кожа на спине у нее была тонкой и мягкой как крыло бабочки, слегка дрожавшая под прикосновением пальцев. — Надевай свои ботинки. И давай без слез. Если придется утешать и обниматься на кровати, я тебя точно трахну, хочешь ты этого или нет. У меня уже яйца болят.

Он отстранился и, подняв с пола балахон Кардинала из точно того же бархата, перекинул его через плечо, заправив полы за пояс. Бережно взяв ее за тонкую ручку, он вышел с ней за дверь, привычным

движением вложив волосок в защелку замка. На всякий случай.

Глава 21. Закрой свои глаза

Инфирматы Бранденбурга жили по человеческим меркам довольно лениво. Утро их начиналось с завтрака в одной из спален третьего этажа. Гектор сам выбирал жертву, обходя перед рассветом всех новообращенных женщин, живших в комнатах по правую и левую сторону в конце коридора.

Брандт снимал пробу, замерял давление крови и, если артериальный поток был подходящим, он оставлял дверь незапертой, а в коридоре у входа зажигал оранжевую лампадку. Теплый свет одинокого светильника и приоткрытая дверь, за которой трепыхалась от безысходности кровоточащая жертва, манил голодных мужчин как мотыльков. Они собирались в коридоре как бомонд в дорогом клубе и, обсуждая новости из редких газет, доходивших до резервации, посещали спальню, наполняя себя густым соком ночи, пока жертва не пересыхала, впадая в беспамятство.

По утверждению прислуги, которая раз в день посещала коридор для уборки, счастливые обладательницы дара ночи служили пищей недолго. Когда девушки становились покорными, их отмывали, причесывали и красиво одевали в суконную синюю униформу, а затем они в сопровождении Кардинала или Гектора, бросив прощальный взгляд на поместье, покидали особняк в защищенном от дневного света большом ящике в багажнике автомобиля.

Для людей это был единственный способ выйти за стену в большой мир. И избавиться от болезни. Многие ждали этого шанса годами. Иногда так и умирали, не дождавшись.

Ира была одной из тех, кто пошел на сделку с совестью ради свободы. Но, прожив почти год с Гектором в одной постели, она была все также далека от возвращения домой, как и в первый день своего появления в резервации. Наблюдая через окно второго этажа, которое удачно располагалось над главным входом, она видела как инфирматы небольшими группами или в одиночку, позавтракав, покидают поместье, чтобы отправиться на медицинский осмотр и процедуру облучения во флигель.

Все они были на века молоды и красивы, а ее уже через несколько лет начнут покрывать седина и морщины. Время уходило как песок сквозь пальцы, оставляя в ладонях ее последний шанс. И, собирая с пола следы чьего-то мстительного вторжения, она ждала, когда появится один единственный. Тот за, которого ей обещали даровать вечную жизнь.

Два первых дня он не посещал обязательных процедур. Ира бесцельно бродила по коридорам, в надежде наткнуться на Анхеля, и ловила на себе хищные взгляды других самцов. Эффектно подчеркнутая корсетом грудь была выставлена на всеобщее обозрение, а шея красиво обрамлена нежными темными локонами. Но все это было зря.

И вот на третий день ей наконец улыбнулась удача, он летел по коридору словно ветер, уронив криво стриженную челку на левый глаз. Но рядом с ним она увидела ту дрянь, что посмела хозяйничать в ее тканях. Блондинка расхаживала в просторной тоге из пятиметрового красного бархата с невинным лицом. Таким, что Ирину перекосило от злости. Воровка!