Молот Люцифера
Шрифт:
Единственная цель жизни. Примерно, как у Тима Хамнера. Джонни ведом лишь одной единственной целью и, может быть, можно принять, проникнуться этой целью — хотя бы частично. Ага: у Джонни отобрали единственную в его жизни цель, а самое важное, что совершила в своей жизни Маурин Джеллисон, была стычка с вашингтонской правительницей.
Стычка эта еще не забылась, далеко не забылась, подумала Маурин.
Аннабелл Коул — человек, свободный в своих действиях, возможностей неограниченных и совершенно непредсказуемый. Полгода назад ее встревожила угроза вымирания одного из видов улиток. Еще через полгода, возможно, встревожит угасание исполнительских
Недавно Аннабелл связалась с Маурин среди ночи — понадобилась поддержка ее отца. Тогда-то Маурин и разозлилась. Аннабелл хотелось, чтобы конгресс выделил средства на исследования по созданию искусственной матки — необходимо освободить женщин от месяцев рабства, на которое обрекает их перестройка тела.
И я сказала ей, подумала Маурин, я сказала ей, что детоношение есть составляющая часть секса, и если она не хочет беременности, то ей придется отказаться и от секса. Так я ей и сказала! А у самой у меня ребенка так никогда и не было!
Конечно, папочка может разрушить некоторые важные связи, завязанные его дочерью, но уж с этой проблемой Маурин справится. Когда через полгода Аннабелл найдет новый повод для беспокойства, у Маурин будет уже достаточно сподвижников, и тогда она через кого-нибудь назначит Аннабелл встречу. Все это она уже продумала. Но беспокоит ее вот что: ощущение, что стычка с Аннабелл Коул оказалась наиболее важным делом в ее жизни!
— Я сейчас налью нам выпить, — воззвал Джонни. — А ты пока приняла бы душ — передача начнется буквально через минуту.
— Хорошо, — отозвалась она. И подумала: а он? Женатый мужчина? Создать ему условия для другой карьеры. Дать возможность удрать из комитета. Дать ему другой вариант дальнейшей жизни вместо писания мемуаров. Если он постарается — ему любое дело по плечу… Но почему же для самой себя она не может отыскать цель в жизни?
Комната выглядела типично мужской. Книги, модели боевых самолетов, на которых летал Джонни Бейкер, «Скайлэб» с поломанными решетчатыми панелями. Большая картина в раме, на которой человек в открытом космосе в раздутом, неуклюжем костюме пробирается к разрушенной панели «Скайлэба» — безликая, непривычных форм фигура. Человек не был связан с кораблем тросом, он пробирался, рискуя погибнуть, если хоть на мгновение потеряет контакт со «Скайлэбом». И была бы эта смерть в одиночестве. Под картиной висела медаль НАСА.
Напоминания о прошлом. И только о прошлом. Не было ни рисунков, ни фотографий «Шаттла», запуск которого снова отложен. И не было никакого упоминания о Пентагоне, нынешнем месте службы Джонни. Две фотографии детей (на одной фотографии на заднем плане — Энн. Глядит со снимка с грустью и недоумением).
В поле зрения показалась рука Джонни. Рука взяла было стакан, но тут же забыл и о руке и о стакане. Маурин глядела ему в лицо, а он даже не сознавал что на него смотрят. Джонни Бейкер видел только экран.
Параболические орбиты, пересекающие стабильные круговые орбиты планет. Старые фотографии комет Галлея, Брукса, Каннингема и других, завершающиеся фотографией расплывшейся точки — кометы Хамнера-Брауна. У человека на экране, были большие, похожие на глаза насекомого очки. Человек говорил яростно и напористо:
— О, когда-нибудь
— Кометы — другое дело.
Указательный палец лектора провел вдоль нарисованной мелом параболы.
— За орбитой Плутона находятся определенные скопления веществ. Может быть, там — еще не обнаруженная нами планета… Мы даже придумали для нее имя. Персефона. В общем, какая-то масса возмущает орбиты вращающихся там громадных снеговых скоплений — и они, в шлейфе кипящих химических соединений, сваливаются прямо на наши головы. Ни одно из этих скоплений не может столкнуться с Землей, пока не пройдет насквозь почти всю нашу солнечную систему. Но когда-нибудь столкновение случится. Мы будем знать об этом заранее — примерно за год. Возможно, в нашем распоряжении будет и больше времени — если нам удастся узнать достаточно много при изучении Хамнера-Брауна.
Затем, на экране появилась антисептического вида девушка заявила, что никак не могла выйти замуж: женихи, стоило им посетить ее дом, тут же исчезали. А потом ей сказали, что изобретено новое дезинфицирующее средство для мойки унитазов — «Мыло Кальва»… И Джонни Бейкер с улыбкой вернулся на грешную землю. «Он четко гнет свою линию, не так ли?»
— Работает он хорошо. Я тебе говорила, что знакома с человеком, с которого все началось? Я имею ввиду Тома Хамнера. Познакомилась с ним на том же вечере, где был и Гарви Рэнделл. Хамнер — это не просто Маньяк. Он как раз перед этим открыл свою комету, и не мог выждать ни секунды, чтобы не поведать о ней — кому угодно.
Джонни Бейкер мелкими глотками потягивал из стакана. Затем, после долгой паузы, сказал: — По Пентагону ходят странные слухи.
— То есть?
— Звонил Гус. Из Дауни. Похоже, с «Аполлона» снова счищают ржавчину. И при этом что-то вякают, о том, что титановый стартовый двигатель «Большой птички» будет заменен чем-то другим. Тебе что-нибудь об этом известно?
Она такими же мелкими глотками допила свое спиртное. И ощутила, как ее захлестнула волна печали. Теперь она знала, почему вчера звонили Джонни Бейкеру. Провести шесть недель в Пентагоне, шесть недель в Вашингтоне, не пытаясь повидаться с ней, а затем…
И я собиралась удивить его. Удивить приятным подарком.
— Папа пытается заставить конгресс ассигновать деньги на посылку экспедиции к комете, — сказала Маурин.
— Это правда? — спросил Джонни.
— Это правда.
— Но… — его руки тряслись. А ведь его руки никогда не тряслись. Джон Бейкер водил истребители над Ханоем, и совершаемые им маневры были всегда безупречны. Он не оставлял «МИГам» ни одного шанса. А однажды, когда не было времени вызвать врача, Джонни собственными руками выколупывал осколки из тела командира своего экипажа. Один осколок застрял в груди командира, и Бейкер вытащил его ухитрившись не затронуть артерию, и твердыми как сталь пальцами зажимал рану. А командир пронзительно кричал, и все поле заполнил глухой гул боя пушек, и руки Джонни ни разу не дрогнули.