Молотов. Полудержавный властелин
Шрифт:
— Правильно. Он будет восстановлен, конечно, — говорит Молотов. — Я уверен в этом. Не может быть иначе.
— Я как-то был у него давно еще — он сидит, пишет, работает и тяжело так дышит: «хх-хх». Ты тоже сам все писал. Сидел я у тебя на даче, а ты писал.
— Ты на машинке можешь писать, а я не могу, — продолжает Молотов. — Троцкий на магнитофон наговаривал. Не то чтобы он всегда это делал, но он это легко делал. Уже были магнитофоны…
— Ленина не было в России, Сталин был в ссылке, сколько ты работал все-таки в Петрограде… Сталин о тебе хорошо говорил.
— Еще
28.04.1976, 25.10.1980, 06.03.1981, 04.12.1981, 12.03.1982
Недоволен
Молотов позвонил мне: договорился ли я с Малашкиным, что привезу его в Жуковку? А я не то что забыл позвонить, но откладывал на потом.
— Вы что там, спите? — недовольно сказал Молотов, когда я ответил, что еще не звонил.
Я тут же поговорил по телефону с Малашкиным, договорились на двадцать пятое число. Перезвонил Молотову.
— Хорошо, — сказал он, — а то у нас есть люди, которые на ходу засыпают.
Недоволен.
Сначала он сам собирался поехать к Малашкину, но потом сказал, что в Жуковке встретиться будет удобнее:
— Там у него мальчишки.
— И собака большая, — добавил я.
— Я собак боюсь, — говорит Молотов. — Я кусан в детстве.
— И я кусан. Клок из спины выдрала овчарка.
— А у меня из задницы. Я ее тащил за собой, мальчишка, лет семи, — говорит Вячеслав Михайлович.
23.10.1980
Читаю стихи…
Приехали к Молотову с фотокорреспондентом Михаилом Харлампиевым. Он говорит:
— Феликс — очень правдивый парень. Я горжусь нашей дружбой с Феликсом.
— Он мужик хороший, безусловно. Это доказано, — говорит Молотов. — Может быть, он стихотворение какое-нибудь новое принес, можно прочитать.
— Я принес вам новую книгу в подарок — «Правое дело», где напечатаны стихи, посвященные вам. «В. М. М.» — и все понятно. Два стихотворения вам посвящены — «Мои красавцы — старики…» и «Большевик» (читаю):
Мои красавцы — старики, я к вашим будням прикасаюсь, живые, те большевики, потомков будущая зависть. Хотелось тоже вам небось побыть беспечными когда-то. Куда б спокойнее жилось в купцах, дворянах, адвокатах. Но ваш порыв переиграл Гурзуфы, ярмарки, мазурки на Александровский централ, на Турухански и Манзурки— Правильно, — говорит Молотов посреди моего чтения.
— Сталин в Туруханске был, Молотов в Манзурке в ссылке, — говорю я и продолжаю читать:
И вы не думали тогда, какая— Тут тоже намек есть, — говорит Молотов. Он рассказывал мне, как Ленин, провозглашая Советскую власть, приподнимал ногу, и была видна протертая подошва его ботинка. Я заканчиваю стихотворение:
Вам рядом с ним на сцене той стоять незыблемо доныне, преображая шар земной, как в те минуты молодые.— Правильно, — говорит Молотов.
Мы пришли поздравить его с днем рождения: Харлампиев, Малашкин и я. Подарили ему большую фотографию: Сталин на Мавзолее. Последний выход Сталина на трибуну.
— Очень хороший, — говорит Молотов. — Красавец.
— Он-то смотрит на тебя, — говорит Малашкин.
— Смотрит, смотрит, — соглашается Молотов. Мы сфотографировали Молотова на фоне этого портрета
06.03.1981
Хлеб
— Хлеб какой, — возмущается Малашкин, — есть нельзя. Домешали чем-то, что это такое? При Сталине трудновато было доставать хлеба, но хлеб был замечательный!.. Он человек большой, и Вячеслав Михайлович рядом с ним. Иногда не хватало хлеба, ордера были, но хлеб настоящий.
— Все это стариковские штучки, — отвечает Молотов. — Я каждый день ем хлеб, как и ты, — ничего. Бывает неважный…
— А при Сталине и тебе был настоящий, — не унимается Малашкин. — Трудно было во время войны, а хлеб замечательный был. Как война кончилась, стало всего много. А сейчас что? Ты берешь хлеб — он сухой. Из чего он сделан? Из гороха?
— Однобоко нельзя так, — замечает Молотов.
— Я вот вспоминаю, — продолжает Малашкин; — только война началась, только немцы напали, Сталин взял меня за руку, я ему много рассказал. Он ко мне хорошо относился… Он тридцать лет руководил страной, он остался, он же великий человек!.. Как у нас с хлебом пойдет? Очень трудно. Надо хлеба просить.
— Ничего, можно и попросить, — говорит Молотов. — Хлеба мы найдем, обойдемся.
— Наша Родина, наша земля, мы столько хлеба покупаем, где наш хлеб?
— Да где наш хлеб? Просто надо познакомиться с делом! — восклицает Молотов. — И будешь знать.
— Ты мне не проповедуй! — парирует Малашкин. — Вот у нас, когда я в деревне жил, шли в Ефремов, в город, сотни тысяч лошадей хлеб везли. А теперь что?
— Думаешь, тысячи лошадей! — говорит Молотов. — У нас теперь хлеба гораздо больше, чем было раньше, но у нас все на государственном обеспечении! У нас все увеличивается, а ты ничего не читаешь, не следишь!