Момент истины. Почему мы ошибаемся, когда все поставлено на карту, и что с этим делать?

Бейлок Сайен

В одном из экспериментов84 Эшкрафт просил студентов университета решать в голове простые задачи на сложение вроде «7 + 9 = ?» или «16 + 8 = ?». Кажется, очень легко. Но затем Эшкрафт изменил условия. Он попросил студентов продолжить работу, одновременно предложив им запомнить шесть произвольных букв (например, BLFMCX). По завершении решения примеров студенты должны были повторить буквы точно в услышанном порядке экспериментатору, который сидел рядом с ними.

Поначалу все студенты легко решали арифметические задачи. Те были простыми, а ребята все-таки учились в университете. Но ситуация изменилась, когда вдобавок к задачам студентам назвали буквы для запоминания. Решения стали не всегда правильными. Эти результаты,

полученные Эшкрафтом, неудивительны. Делать два дела одновременно труднее, чем одно. Но оказалось, что студенты, которые сильнее страдали «математическими фобиями», допустили наибольшее количество арифметических ошибок, пытаясь одновременно с решением задач запомнить сочетание букв.

Не страдающие фобиями тоже допускали ошибки, но они не шли ни в какое сравнение с теми, что совершали их товарищи, боящиеся математики. Иными словами, «математикофобы», столкнувшись с двой­ственной задачей на цифры и буквы, просто сломались.

Оказывается, вторая задача, предложенная студентам, не была бы для них трудной, если бы первая состояла в запоминании иностранных слов, а не в математических вычислениях. Отвлечение внимания может даже помочь в изучении иностранных языков. Как мы видели в главе 2, для задач, которые решаются мозгом без активного задействования рабочей памяти, например изучения иностранного языка или забивания легкого мяча в лунку, рассредоточение мозговой деятельности даже необходимо, чтобы избежать зацикленности на деталях (вроде конкретной комбинации слов в изучаемом языке или проигрывания движений при ударе в гольфе).

А когда человек держит в голове несколько проблем — математику, страх перед ней и комбинацию букв, — всё идет кувырком. И главной виной тому — именно математика.

Вернемся к исследованиям Эшкрафта. Поскольку простые примеры на сложение (без буквенного ряда) все участники решили хорошо, полученные в ходе эксперимента результаты не могут быть объяснены тем, что «математикофобы» хуже знают предмет. Однако, как считает Эшкрафт, такие люди при решении задач очень волнуются — по поводу математики, своих способностей, того, как они будут выглядеть в глазах других. Эти мысли сковывают их рабочую память, и у их мозга не хватает потенциала, чтобы сосредоточиться на самой математике.

Когда страдающие «математическими фобиями» решают простые задачи, эмоциональное воздействие негативных мыслей на их мозг не имеет решающего значения. Люди с нормальным интеллектуальным потенциалом обладают достаточным объемом рабочей памяти и когнитивными ресурсами, чтобы справиться с несложными математическими примерами. Но когда им же приходится заниматься математикой и одновременно держать в голове случайный набор букв, нервная система не может справиться с переживаниями.

Джареда нельзя отнести к числу людей с «математической фобией», но, оказавшись у доски в подготовительной группе, он испытал нечто подобное. И хотя ему не нужно держать в голове набор из шести случайных букв, решение заданного ему примера все же требует хранения в памяти нескольких действий. И когда Джаред волнуется, страдают его математические способности.

Раскрываем префронтальную кору мозга

Моя лаборатория в Чикагском университете очень похожа на аудитории, в которых Джаред будет проходить подготовительное тестирование PSAT. В ней расставлены столы с компьютерами, за которыми студенты могут сидеть поодиночке или группой. Рядом присутствуют экспериментаторы — мои аспиранты. Они наблюдают за соблюдением условий эксперимента.

В последнее время в моей лаборатории мы все больше занимаемся исследованиями ситуаций вроде той, в которой оказался Джаред. Я и мои аспиранты хотим узнать, как осознание людьми негативных стереотипов о них, живущих в умах других людей (вроде «девочки неспособны к математике»,

«темнокожие не очень умны» и даже «белые не умеют прыгать»), может повлиять на результаты их действий. Как мы видели в главе 4, ученые даже придумали термин, обозначающий это явление: угроза стереотипа. Интересно, что под воздействием таких стереотипов люди проявляют себя хуже не потому, что их возможности малы, а потому что заранее знают, как в глазах других они должны себя проявить. Еще более опасный момент в том, что при совершении каких-то действий людям даже не нужно «вбивать» этот стереотип себе в голову. Им достаточно подумать о том, что другие верят в него.

В одном из первых исследований угрозы стереотипа психологи Клод Стил и Джошуа Аронсон попросили студентов-отличников с последних курсов Стэнфордского университета, как афроамериканцев, так и белых, пройти тесты из категории GRE (Graduate Record Examinations), которые в США сдают выпускники вузов, поступающие в магистратуру, аспирантуру и на другие программы послевузовского образования85. До этого студентам одной группы был задан ряд общих вопросов, включая вопрос об их расовой принадлежности. Студентам другой группы таких вопросов не задавали.

Ученые не обнаружили значительных различий в результатах, показанных и белыми, и темнокожими студентами из второй группы. Но в первой группе результаты афроамериканцев оказались хуже, чем у белых. Само по себе упоминание в ответах на вопрос о своей принадлежности к «черной расе» заставляло их вспомнить стереотип «темнокожие не такие умные, как белые». И этой мысли оказалось достаточно для того, чтобы афроамериканцы проявляли себя хуже в ситуациях, в которых как раз измерялся уровень интеллекта каждого индивидуума.

Одного осознания того, что какой-то негативный стереотип относится к вам, может ухудшить ваши результаты в ответственной ситуации.

Вред, наносимый человеку осознанием негативного по отношению к нему стереотипа, не просто ухудшает его выступление у классной доски. Самое сильное отрицательное воздействие от сомнений окружа­ющих в их успехе испытывают наиболее подготовленные люди, которым жизненно необходимо достичь хороших результатов. Вспомните темнокожих студентов из Стэнфорда. Можно было бы решить, что, учась в одном из самых престижных американских университетов, они скорее должны отрицать негативный стереотип, чем поддаваться ему. Студенты не верили в стереотип, но знали о его существовании. И одного этого было достаточно, чтобы способные люди переживали вред от него острее других.

Уровень результатов не только тех, кто постоянно помнит о предрассудках по поводу их интеллекта, падает в тот момент, когда негативные ожидания от их действий повышаются (как темнокожий школьник в классе, полном белых соучеников, или девушка, готовящаяся к прохождению стандартизированных тестов SAT). Белые выпускники школ тоже получают более низкие результаты на тестах, если им напомнить, что азиаты более способны к математике, или поставить под сомнение престижность их школы86.

Остановимся и снова рассмотрим принципы работы нашего мозга, чтобы точнее понять, в чем причина таких неудачных проявлений наших возможностей.

До настоящего момента я определяла рабочую память как главный потенциал нашего интеллекта: именно она определяет нашу способность работать с информацией, независимо от ее характера. Иными словами, представляя ее в виде очень динамичной ментальной записной книжки. При выполнении конкретной задачи рабочая память помогает нам держать в голове актуальную информацию и «отключаться» от той, которая в данный момент неактуальна. Когда в наш мозг поступают раздражители в виде переживаний и волнений, они истощают ресурсы рабочей памяти, которые могли бы быть потрачены продуктивно, и наши результаты снижаются.