Момент истины

Арх Максим

Нужно ли говорить, как я был искренне удивлён, когда вечером я изумлённо выслушивал по телефону от не приехавшего продюсера трёхэтажный мат, в котором он меня заклеймил вечным позором за то, что на встречу, по его мнению, не приехал якобы я.

— Да ты не представляешь, — кричал он в трубку, — ты просто не можешь себе представить, как я за%$#$ в дублёнке бегать среди этих Курских станций! А этих Курских, к твоему сведению, две штуки! Вот и иди ты на *** два раза!

Короче говоря, не любил я, когда кто-то опаздывает. Такая хрень меня всю жизнь, что ту, что эту, дико бесила, однако я сжал свою гордость в кулак и решил всё же подождать вора моего личного времени, который в данный момент являлся не много ни мало — похитителем моей жизни, уменьшая моё полезное пребывания на планете Земля. Исходя из этого, подождать, я решил гражданина не более десяти минут, а потом ретироваться, оставив следаку на проходной записку, подтверждающую моё пребывание там: «Здесь был Васин».

Почему всего десять минут? А зачем-дольше-то? В нашем мире за десять минут можно много чего сделать. Например, прослушать две-три песни, пообедать, выпить вина и захватить базу в игре про танки, так имеет ли смысл мне ошиваться тут в коридоре, если я могу сделать столько сверхнужных и возможно полезных дел? Да и вообще, вся это затея кому нужна-то? Мне? Нет, спасибо. Мне эти допросы нафиг не упёрлись. А если им надо, то и нефиг опаздывать, коли сами затеяли эту лабуду, причём, назначив удобное им же самим время. Конечно, можно сослаться на то, что человек государственный, у него много дел, везде не успевает, начальство дёргает и тому подобную ересь. Могу на это сказать лишь одно — какое мне до всего этого дело?! Мне пофигу чего там, кто, куда и почему не успевает! Это его проблемы! Почему я должен помогать ему их решать?! Ведь мне никто не поможет решить мои, любезно оставив их решение только мне. Излишне философски? Возможно. Но позвольте, почему я должен страдать, если кто-то не может нормально и адекватно спланировать свой день? У него другие дела? Другие планы? А я при чём?

Не успеваете, начальник дёргает? Ну так нормально объясните начальнику, чтобы не дёргал, потому, что сейчас не можете, ибо вас ждёт человек, с которым заранее была назначена встреча. Боитесь послать начальника? Ну так, это ваши проблемы, зачем их последствия переносить на меня? Я чего, рыжий что ль, как «анкл» Эрик?! (uncle (англ.) — дядя прим. Автора)Короче говоря, ждать я не любил и можно сказать ненавидел, но вчерашние не званные гости вполне могли припереться снова и вновь помотать нервы маме и мне, поэтому эту проблему необходимо было решить здесь и сейчас. А, следовательно, ждать пока следователь КГБ СССР Ласточкин вылетит из своего гнезда и, помахав крыльями, появится на своём рабочем месте.

В ожидании посмотрел на улицу, на спешивших по своим делам граждан и, ничего нового и интересного для себя не увидев, решил прогуляться по этажу, дабы посмотреть «чего тут у них и как».Дошёл до одного из концов прямого коридора, постоял у лестничного проёма, посмотрел на бегающих вверх-вниз людей и покрутив кистью руки школьный портфель с книгами и тетрадями, поправил рукав синего школьного пиджачка, а затем не спеша двинулся в противоположную сторону. Как и следовало ожидать, в противоположной стороне коридора меня ждала та же картина — лестница и редко пробегающие по ней сотрудники и посетители длинного здания из серого кирпича. Ввиду того, что следователь так и не появился, посмотрел на часы и решил исследовать этаж, который находился ниже. Спустился по широкой лестнице вниз и попал на точную копию верхнего этажа. Всё тот же длинный коридор, всё те же высокие потолки, те же двери и всё такой же замусоленный серый линолеум, лежащий на полу. Однако во время моего дефилирования, в одном из концов коридора, я заметил одно кардинальное отличие от третьего этажа. Нескольких стен не было, а вместо них стояли большие стёкла, которые отделяли коридор от просторной рекреации. Внутри же помещения находилось множество столиков и стульев разноцветных цветов. Открыл дверь и, увидев раздаточные столы, кассу и суетившихся за плитами поваров, понял, что это столовая.— У нас закрыто, — крикнула мне дородная женщина в белом поварском колпаке и подтвердила моё очевидное предположение: — В одиннадцать часов столовая откроется. Ещё ничего не готово.Я извинился и поспешил ретироваться.«Н-да, для работы в этом здании предусмотрено всё, — подумал потенциальный посетитель, а потом, подумав ещё, добавил: — или почти всё», — и пошёл искать туалет.

Сделав свои дела, вновь вступил на третий этаж и бодрой походкой направился к нужной двери, решив для себя, что если следака нет, то сегодня, к счастью или к несчастью, мы с ним уже не увидимся. И хотя у меня в этом здании в двенадцать часов дня была запланирована ещё одна встреча, я решил, что лучше скоротаю время не в коридоре, а на улице в пельменной, кафе или вообще в столовой внизу, чем буду ошиваться тут.Приняв это устраивающее меня, и Сашу с Васиным решение, от всей души долбанул кулаком по двери и не дожидаясь сильно дёрнул ручку.К моему удивлению, дверь поддалась легко, оказавшись открытой, и мгновенно распахнулась. Внутри кабинета я увидел изумлённо смотрящего на меня испуганного мужчину, который стоя у стола наливал воду из графина в стакан. В виду того, что крыльев у гражданина не было, я не мог сразу сказать — Ласточкин это или не Ласточкин.— Доброго времени суток, — поздоровался вежливый Саша и, достав из кармана повестку, произнёс: — Мне на десять было назначено, вот я и пришёл.— Васин? — прохрипел тот, испуганно глядя на меня.— Угу, — угукнул Васин.

Человек поставил стакан, глубоко выдохнул, прилизал свою и без того чрезмерно прилизанную причёску, и заорал:— Ты почему так врываешься! Совсем обалдел?! Жди, когда пригласят! Выйди и зайди как положено! — а потом менее грозно добавил: — И постучать не забудь.

«Мы с ребятами» хмыкнули и вышли в коридор, аккуратно закрыв за собой дверь.

Глава 22

«Не, ну понятно, что я напугал человека своим неожиданным вторжением, но ведь не за прелюбодейством же я его застал, что это он так орать и нервничать начал. Н-да… Знакомство с органами правопорядка как-то уж совсем не очень началось», — с сожалением констатировал я и посмотрел на часы. Следаку, на то, чтобы он пришёл в себя, я решил дать пять минут. Отодвинул в край подоконника какой-то фикус, протёр подоконник ладонью, и, удовлетворившись в его чистоте, сел, свесив ноги к батарее. Затем открыл портфель, достал от туда яблоко, смачно откусил и принялся ждать, пока органы дознания остынут.Не прошло и пяти минут, как дверь кабинета распахнулась, а появившаяся от туда голова произнесла: — Васин, ты почему не заходишь?— Яблоко ем, — ответил Васин, показав фрукт.— Хватит есть, заходи. А то у меня времени нет, — проговорила говорящая башка и исчезла.Спрыгнул с подоконника, убрал огрызок в полиэтиленовый пакет, положил его в портфель, а открыв дверь попал в чрезмерно длинное и узкое помещение.По стенам кабинета стояло множество разношёрстных стульев. В конце кабинета стоял лишь один стол, за которым и восседал пригласивший меня гражданин. Из этого можно было сделать вывод, что данное помещение используется в первую очередь для совещаний, а не допросов.— Проходи сюда поближе. Бери стул и садись вот сюда, — показал он кивком влево, склонившись пролистывая документы. — Располагайся. Сейчас начнём с тобой беседу.Я прошёл по красной ковровой дорожке, как он и просил, взял один из стульев, стоящих неподалёку, и, поставив его у стола, присел напротив.— Итак, значит ты и есть Васин? Правильно? — спросил хозяин кабинета, оторвавшись от бумаг и посмотрев на меня.— Возможно, — уклончива ответил я.— Что означает твоё «возможно»? Отвечай, как положено, — нахмурился тот и взяв листок зачитал его. — Васин Александр Сергеевич. 1961 года рождения. Так?— Возможно.— Я тебе ещё раз повторяю, отвечай как положено.— Слушай мужик, во-первых, я не знаю никаких твоих «как положено». Во-вторых, ты вообще, кто такой? Ты представился? Или тебе напоминать надо, сам не сообразишь? — осведомился я, разглядывая прилизанного брюнета лет тридцати пяти. Выглядел он довольно симпатично, но в тоже время как все, ничем особым, кроме причёски, от других сотрудников был, практически, не отличим. Правильные черты лица, небольшие залысинами на висках, ямочка на подбородке и чрезвычайно прилизанные волосы, уложенные назад, вот собственно это и были его особые приметы. — Ты… Ты почему мне тычешь?! Молокосос! — завёлся гражданин с пол оборота, но всё же представился: — Я следователь КГБ СССР Ласточкин, — заорал он и, вероятно для того, чтобы я проникся моментом, с силой ударил кулаком по массивной деревянной столешнице.— Послушай, Ласточкин, а ты сам-то чего мне тычешь? — не остался в долгу Саша.— А, что прикажешь тебя на Вы называть? — ухмыльнулся он.— Я ничего приказывать не собираюсь, но уважительная манера общения в нашей стране проявляется именно через обращение на «Вы».Тот хмыкнул, пригладил ладонью свою и без того приглаженную причёску и вновь опустив свой взгляд в бумаги, и зачитал: «Вы — Васин Александр Сергеевич, шестнадцати лет, русский, проживаете по адресу…»Он дальше ещё что-то читал, но я его особо не слушал, а, крутя головой по сторонам, рассматривал убранство палат, бояр… кхем… товарища Ласточкина, меня не впечатлило. Растения, стоящие на подоконнике, сам подоконник, тюль, свето-жёлтые шторы, высокий потолок с лепниной по периметру, ковровую дорожку под ногами…Из созерцания меня вывел вопрос, который, как мне показалось, был адресован ко мне: — Всё правильно?— Возможно, — не стал не отрицать не утверждать сказанного гражданином, ибо это сказанное пролетело мимо моих ушей.— Что ты, то есть Вы, — поправился мужчина, — заладил своё «возможно». Говори чётко и понятно. Я правильную информацию о тебе зачитал?— Хорошо, говорю чётко: — воздохнул я и громко произнёс — Мужчина, Вы кто такой?!Наступила тишина.— Я же тебе сказал уже, — через секунду оцепенения, нехорошо прищурясь, прорычал собеседник. — Я — Ласточкин Иван Владимирович. Следователь.— Тогда, товарищ следователь, покажите, пожалуйста, своё служебное удостоверение.— Зачем? — искренне удивился потомок птиц.— Так положено, — несколько нагловато заявил я и, дабы придать весомость своим словам, напомнил товарищу: — Этого требует социалистическая законность.Ласточкин посмотрел на меня, как на вошь, но спорить с псих-больным пионером не стал, а показал ксиву. Я перегнулся через стол, осмотрел документ и, поняв, что он, вполне себе настоящий, а лицо, предъявляющего сии «корочки», соответствует лицу на нём, во всяком случае на мой абсолютно не профессиональный в этом вопросе взгляд, удовлетворённо кивнул.— Убедился? — спросил тот и закрыв корочку убрал её в стол. — Отлично, тогда давайте наконец-то приступим к даче показаний.— Извините, товарищ следователь, но давайте всё же мы перед этими вашими «показаниями», поговорим о вчерашнем дне. Я хотел бы прояснить ситуацию. Хотел бы выяснить, по чьему антиконституционному незаконному приказу трое граждан, представившимися сотрудниками КГБ, безосновательно вломились ко мне в квартиру и устроили там террор.— Ни какой террор они не устраивали, а просто вручили повестку.— А знаете, где они это сделали? Внутри квартиры!! А попали они туда незаконно, воспользовавшись тем, что один из гостей вышел покурить, оставив входную дверь не запертой. Разве они имели право вламываться без спроса? Уверен, что нет!— Сотрудники действовали корректно, исходя из сложившейся на тот момент оперативной обстановки. Они приехали вручать Вам повестку. Застали на лестнице множество не понятных граждан и, беспокоясь за Вашу безопасность, вошли в открытое помещение подозревая, что там могут совершаться противозаконные действия. Вам бы спасибо за это сказать, а не предъявлять необоснованные претензии.— Три сотрудника КГБ вручают одну повестку школьнику? Да вы шутите! Это сюрреализм Сальвадора Дали какой-то! И вообще, послушайте,

а что, если я сейчас позвоню своим друзьям и мы все вместе, беспокоясь за Вашу безопасность поедем к Вам домой? — проговорил я и, загоревшись этой идеей, достав из портфеля тетрадь с ручкой, поинтересовался: — Говорите свой адрес, товарищ, и через пару-тройку часов мы позаботимся о вашей квартире так, что её нужно будет сжечь, ибо только так, можно будет произвести дезинфекцию.— Вы много на себя берёте, Васин! — рыкнул Ласточкин. — И вообще, если есть претензии, то пишите жалобу и подавайте её в милицию.— Обязательно воспользуюсь Вашим предложением, — мотнул головой я и чтобы не забыть записал его в тетрадь.— Сейчас же, — продолжил следователь, — Вы были вызваны к нам для дачи показаний, в рамках расследования по делу о незаконном распространении музыкальной продукции.— И-и…— Вы поняли в чём Вас обвиняют?— В чём обвиняют понял, если, конечно, именно это обвинение Вы мне сейчас выдвинули. Однако хочу сразу заверить следствие, что не имею к данному виду преступлений никакого отношения.— Ну как же не имеешь, — ухмыльнулся следак, — очень даже имеешь. Вот тут, — показал рукой на лежащие перед ним документы, — тут лежат свидетельства граждан кому ты продавал кассеты и катушки.— Ошибка, товарищ следователь. Никакие кассеты я никому никогда не продавал и этому тоже есть много свидетелей.— Вот как, а что же ты с ними делал?— Дарил.— Кому?— Сверстникам и знакомым, — искренне ответил я и, чтобы быть кристально честным, добавил: — А также тем, кто мне показался симпатичен.Ласточкин хмыкнули и что-то записал в протокол. Заметив это, я сразу же решил поставить точки, что называется — над «и».— Товарищ следователь, я вижу вы что-то записываете… Так вот, хочу сказать сразу, я никакие документы подписывать без адвоката не буду.— Какого ещё адвоката? — удивился комитетчик.— Что значит какого? — удивился в свою очередь подозреваемый. — Самого обычного. Мне какой-нибудь необычный ни к чему. Вы же дело тут чуть ли не уголовное стряпаете, так, что будьте любезны соблюдать… Да и вообще, я хотел поинтересоваться… Вы тут как, по закону работаете или чистую отсебятину мутить пытаетесь?Следователь от таких слов зашёлся кашлям, а потом, попив воды, прилизал себе волосы и облокотившись на стол, произнёс: — Парень, хочу сказать тебе сразу — дело твоё плохо. Я тебе помочь хочу. Расскажешь всё — где записывал, кто помогал, где распространял и самое главное кто тебя на это подбил? Расскажешь и я тебе даю слово офицера, что всё сделаю для того, чтобы ты получил по минимуму. Ты же у нас несовершеннолетний, — он откинулся на спинку кресла, — так, что может быть вообще условным сроком отделаешься.— Спасибо, — кивнул я и пошёл на сделку со следствием. — Пишите, я всё как есть расскажу.— Вот это ты молодец, — похвалил меня Ласточкин и приготовился записывать.— Первая буква — «А». Записали? Далее идёт — «Дэ» и тэдэ блин… Пока не получится слово — адвокат. А как напишите сразу же пойдите и обеспечьте мне его!

Глава 23

— Шутки решил с нами шутить? Ты осознаёшь, где находишься? Мы и так всё знаем. Подвести тебя под статью и посадить — плёвое дело. Распространял? Распространял. От сотрудника нашего убегал, когда он тебя на вокзале на горячем прихватил? Убегал! Граждан в электричке подбивал оказывать сопротивление и неповиновение на законные требования сотрудников органов? Подбивал. Так, что Васин, как видишь у тебя целый букет, — он вновь пригладил свои волосы на голове. — Но мы тебе не враги. Мы знаем, что тобой руководила чужая рука, чужая воля. Так, что вот тебе листок с ручкой, — протянул их мне, — и пиши чистосердечное признание, как всё было. А начни, с тех, кто тебя в это вовлёк и подсказал, как именно нужно нарушать советские законы — начни со своих кураторов.

— А если их не было? — поинтересовался преступник перед раскаяньем.— Ну как же не было, Васин? Обязательно были! Уверен, что сам бы ты до такого не додумался, — заверил меня следак.— Всё ясно, — констатировал я и подняв портфель с пола, открыл его, извлёк от туда три небольшие книги, а затем разложил их на столе перед органами следствия. — Тут, дяденька, три небольших брошюрки: Одна называется — Уголовный кодекс РСФСР, другая —Кодекс РСФСР об административных правонарушениях, но самая главная книга из этих книженций, знаете какая? — задал я риторический вопрос и, не дожидаясь ответа, произнёс: — Правильно, это Конституция СССР от 1936 года. Сейчас ещё нет в продаже той, что будет принята Верховным Советом буквально на днях — 7 октября 1977 года, поэтому воспользуемся той, которая действует сейчас. А теперь будьте любезны, покажите мне предметно, что, где и когда я нарушил…

Вид книжек ввёл комитетчика сначала в удивление, словно он их первый раз в жизни видит, а затем в дикую ярость и он стал бездоказательно вешать на мои пионерские плечи чуть ли не половину уголовного кодекса.Я кивал головой и возражал, а он в своё время мотал головой в разные стороны и предъявлял.Так из его пламенной речи следовало, что я незаконно распространял напечатанную продукцию антисоветского содержания, плавно подводя меня под статью № 190 («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский строй»).Он поорал, поугрожал и стал было успокаиваться, но тут я ляпнул: «Подскажите пожалуйста, каким образом можно законно распространить антисоветскую пропаганду?» — и этот мирный вопрос окончательно сорвал у него «шифер с крыши» и привёл в неописуемую ярость. Постоянно прилизывая свою причёску, он раз за разом сыпал всё новыми и новыми обвинениями. И если сначала мои ужасные деяния попадали под 70-ю статью УК РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда»), которая часто использовалась в приговорах за распространение самиздата, то через некоторое время мои ужасные деяния становились всё более серьезны и воистину опасны уже не только для СССР, но и для всего прогрессивного человечества в целом. В конце концов, он настолько загнался, что, объявив меня агентом ЦРУ, попытался натянуть сову на глобус, то есть приписать мне 64-ю статью УК РСФСР — измена Родине.— Васин, ну какой из тебе советский человек, если не хочешь добровольно помочь нашему советскому следствию? Ну скажи мне, вот зачем нам такие люди нужны? Ты же опухоль на теле нашей Отчизны. Ты же — паразит, — скривился тот, рассматривая меня, словно насекомое, разъяснил мне кто я, прилизанный хрен.Я помолчал, а потом решил, что с меня хватит этого бреда, и спросил: — Слышь, Ласточкин, а ты при своём начальстве всё это повторишь или зассышь и в штаны напустишь?Тот зло зыркнул, но ничего не ответил, а, взяв очередной листок, произнёс: — Ладно ответьте на вопросы, а там будет видно, что делать.— Легко, — согласился я помочь психически неадекватному следствию и тут же напомнил: — Подписывать ничего не буду!На это моё заявление следак лишь поморщился и зачитал: — Вы убегали от нашего сотрудника на Казанском вокзале?— Я убегал от сумасшедшего мужика, который не представился, а просто схватил меня за руку с неизвестными мне целями. Я подумал, что это осеннее обострение у психа и, естественно, побежал.— При Вас была большая сумка. В ней были кассеты?

— Не помню. Возможно и было несколько штук.

— После того как Вы спрыгнули с поезда в районе Перова, там тоже стали появляться записи с песнями. Вы признаёте, что это благодаря Вам, там появились записи?— Отчасти.— Поясните.— Считаю, что записи появились на этом свете благодаря тому, что партия и правительство неустанно заботясь о досуге граждан и позаботилась об образовании различных музыкальных кружков.— Не надо общих слов, — одёрнул меня следователь, — просто ответе на вопрос: Вы распространяли плёнки, в том числе, в Перово?— Напоминаю, я вообще никакие плёнки никогда не распространял. Я просто иногда дарил кассеты понравившимся мне сверстникам. Всё!— Дарил или продавал?— Только дарил, никогда не продавал.— У нас есть свидетели, которые утверждают обратное, — хмыкнул Ласточкин. — Они утверждают, что кассеты были у Вас ими куплены.— Врут, — категорически заявил обвиняемый. — У вас есть пистолет, передёрните затвор и пристрелите этих лжесвидетелей, как бешенных собак!— Следствие само знает, что нужно делать, — одёрнули меня он и задал очередной вопрос: — Это Вы написали песню «Третье сентября»?— Да.— О чём в ней поётся?— О любви и разлуке.— Больше не о чём?— Скажем так: Больше ничего кроме этого я не подразумевал, когда писал стихи этой песни.— Скажите, почему в припеве упоминается именно третье сентября, а не какая-то другая дата? С чем связанно это?«Блин, ну я так и думал, что день назначения Никиты Сергеевича Хрущёва Генеральным секретарём СССР, обязательно будет сюда приплетён», — подумал обвиняемый, а вслух спросил: — А чем эта дата хуже любой другой?— Отвечайте на поставленный вопрос.— Да я отвечаю. Я просто не понимаю суть вопроса, — искренне наврал я, потом вздохнул и продолжил в том же духе. — Обычная дата. Она хорошо ложится в текст и рифмуется с последующими строками. Не петь же: четвёртого сентября, или, пятого сентября, ну или десятое сентября, — напел певец. — Слово «третье» хорошо подошло в текст, ибо ёмкое. Месяц сентябрь был выбран потому, что тем самым я хотел показать, что лето — любовь — кончилось, началась осень — разлука. Вот собственно и всё объяснение. Ласточкин хмыкнул и, прилизав свои уже засаленные лохмы, негромко произнёс: — Вроде бы логично, — поморщился и спросил: — А другие песни, как ты писал и о чём они?

В течении полу часа я объяснял суть и смысл всех композиций, которые были записаны на тех кассетах.— Васин, скажите, а какое Вы имели право без согласования с компетентными органами, записывать песню про столицу нашей Родины? Да ещё и назвать её «Москва». Вам не приходило в голову, что такие решения должны приниматься на самом верху и что без согласования с вышестоящими органами такие песни петь, записывать и уж тем более распространять — категорически запрещается.Я посмотрел на лежащие перед нами книги и спросил: — Не покажите, где это написано?— Васин-Васин, ты наверное плохо понял во что ты вляпался и из-за своего юного возраста не совсем понимаешь, чем тебе всё это грозит. Поверь, только твоё чистосердечное раскаяния и дача показаний о соучастниках, сможет уберечь тебя от тюрьмы, — вновь принялся стращать меня следователь, а я решил заканчивать этот цирк.— Товарищ, Ласточкин. Послушайте, что я Вам скажу. Только учтите, это тайна, поэтому прошу о ней распространяться крайне аккуратно, а ещё лучше не распространятся вовсе, ибо поверьте, это в первую очередь в ваших же интересах, — негромко проговорил я, подавшись вперёд.— Это, что ж за тайна-то такая? Ты о чём? — переняв мою манеру, также негромко, спросил комитетчик, вновь прилизав причёску.— Дело в том, Иван Владимирович, что я эти песни перед написанием согласовал, — я обернулся посмотрел назад в сторону двери. — Я согласовал её с Леонидом Ильичом и ещё с некоторыми ответственными товарищами, — негромко сказал я, ещё раз быстро обернувшись посмотрел на дверь.