Монахини и солдаты
Шрифт:
Гертруда отошла от окна, собираясь лечь. Хмельная бодрость улетучилась. Голова болела. Она разделась и выпила таблетку аспирина. Села на кровать, и слезы снова ливнем хлынули из глаз. Она одинока. Она надеялась, что не останется одинокой, но вот осталась. Она потеряла его, свою любовь, своего плейбоя. И над костями его, что в поле белеют, вечный ветер печально веет.
— Значит, вернулся, — сказала Дейзи. — Так и думала, что приползешь обратно.
— Да
— Тут на донышке. Надеюсь, ты раздобыл денег, у меня ни гроша.
— Денег полно.
— Ну, хоть вернулся с деньгами в кармане.
Тим колебался: может, отослать деньги Гертруде? Потом решил, что не стоит.
Он сел на рахитичный расшатанный стул. В душную пыльную комнату светило солнце. Дейзи, которая сидела на кровати, подложив под спину подушки и задрав колени, сегодня сражала наповал своим нарядом. Когда неожиданно появился Тим, она заканчивала подкрашиваться. На ней была шелковая блузка в черно-белую полоску, перехваченная блестящим черным пояском, черная кофта в белый цветочек и с мягким воротничком, подвязанным черно-оранжевым шарфиком. На ногах — черные колготки и черные лакированные туфли с огромными металлическими пряжками и на высоченных шпильках. Лицо было как сине-белая клоунская маска.
— Как продвигается роман?
— Лучше не бывает. Писала без продыху, пока ты был в самоволке.
— Замечательно.
— Что, разочаровался в Гертруде?
— Мы оба разочаровались. Это было краткое затмение.
— Я предупреждала. Ведь предупреждала же?
— Да. Для кого наводишь красоту?
— Для тебя.
— Ты не знала, что я приду.
— Я ждала тебя каждый день.
— Как трогательно.
— Ну конечно не для тебя. Я как раз собиралась пойти в «Принца» перекусить.
— Нашла себе кого-нибудь, пока меня не было?
— Нет. Но не потому, что не хотела. Я не простила тебя, так и знай.
— Но простишь.
— Ладно, неважно, это все дело настроения. Я по тебе скучала! Тоже по настроению. А ты скучал?
— Думаю, да, — кивнул Тим.
— Он думает, надо же! Славный ответ, достойный Тима Рида! Значит, между вами все кончено?
— Да.
— И к лучшему. Как все происходило? Жду подробного отчета.
— Я не могу, Дейзи. Давай забудем. Прости и забудь. Это прошло, развязано, как развязывают узелок, и тесемки снова болтаются свободно.
— Очень наглядно. Я часто думала, что наша с тобой жизнь, как кусок веревки, грязной старой веревки, обтрепанной на концах.
— Ты не пыталась связаться со мной? — спросил Тим.
Он заглянул в студию, но никакого письма не видел. Проведя день и ночь в одиночестве в студии, он побежал к Дейзи. Он боялся прихода Гертруды и не мог вынести
— Пошел ты подальше, с какой это стати? Ты смылся, сказав, что собираешься жениться. Или ты ждал, что я побегу за тобой? Да скатертью дорога, так я подумала.
— Но ты рада, что я вернулся?
— Наверное. Я тут не просыхала, буквальным образом. Я привыкла к тебе, парень. Я могу говорить с тобой. Думаю, ты ничтожный себялюбивый лживый подонок, как большинство мужиков. Просто других я еще больше ненавижу.
— Дейзи…
— Сходишь нам за вином или пойдем в «Принца»? Между прочим, Джимми Роуленд вернулся.
— Отлично…
— Он говорит, Америка пуста, как внутренность чистой белой картонной коробки.
— Дейзи, не возражаешь, если я останусь тут на какое-то время?
— Ты имеешь в виду, пожить, спать в моей постели?
— Да, ненадолго…
— Ладно уж. «Вечно одно и то же», как ты говоришь, когда хочешь переспать. Неудивительно, что все девки за тобой бегают. А что твоя студия?
— Оттуда меня гонят.
Это была неправда, но Тиму не хотелось мучиться ожиданием, что вдруг нагрянет Гертруда.
— Действительно! Небось опять врешь. Ну, это не важно. Меня больше не интересует, правду ты говоришь или нет. Но для твоих чертовых картин здесь нет места.
— Отдам на хранение хозяину гаража. Спасибо, дорогая.
— Тебе лучше подсуетиться и найти квартиру. Сам знаешь, как мы уживаемся, когда заперты в одной конуре, как крысы. Нам было бы хорошо во дворце. Деньги положительно повлияли бы на наши характеры.
— Я подсуечусь. Так мне сходить за вином или отправимся в «Принца»?
— Ох, сходи и прихвати какой-нибудь жратвы. Не хочется тащиться в «Принца», слишком далеко для такого раннего времени. Там Джимми Роуленд будет сидеть и ржать над собственными шуточками, а я не выношу его ослиного рева и писка бедняги Пятачка. Погоди, не уходи. Сядь рядом и попроси прощения, как смиренный кающийся грешник.
Тим сел рядом с ней и посмотрел в ее огромные темные карие глаза, подведенные синим, с торчащими от туши ресницами. Он коснулся маленькой коричневой родинки у ее носа.
— Старая знакомая.
— Больше так не поступай, Тим Рид. В другой раз я могу и не простить. Забавно, я сперва решила, что ты делаешь это ради нас, чтобы тянуть с нее денежки, ты, чокнутый, способен на такое. И была очень тронута. Интересно, если бы она терпела это долгое время, ты мог бы всегда врать ей, что встречаешься со старыми друзьями по Слейду, ты же такой мастер по части басен. Ты рассказывал ей обо мне?
— Нет.
— Точно? Ни слова?
— Ни слова.