Монахини и солдаты

Мердок Айрис

— Очень вероятно, что у него давно была любовница и он промолчал об этом. Но не могу поверить, чтобы он встречался с ней после женитьбы, а что касается замысла найти богатую жену, чтобы содержать любовницу, такое невозможно; это было бы безнравственно, а Тима не назовешь безнравственным. Думаю, он… прежде я вам не говорила…

— Что? — Граф нетерпеливо смотрел на нее.

«О, как он доволен!» — в отчаянии сказала она себе.

— Это только ощущение… думаю, что Тим просто из породы прирожденных лжецов, ему хочется, чтобы все было легко и мило, и он никогда не скажет неприятной правды, пока его не вынудят… он всегда находит убедительную отговорку, что, мол, это

не имеет большого значения. Конечно, я могу ошибаться…

Питер, уже более сдержанно, сказал:

— Мне всегда нравился Тим, и я никогда… не давал ему никаких оценок… с точки зрения нравственности. С какой стати? Не мне кого-то судить…

Анна посмотрела в честные кроткие озадаченные глаза Питера и простонала про себя: «Только вот теперь придется. Но что же мы можем поделать? Случай просто дикий. Придется не обращать внимания. Это действительно не наше дело». Но Анна уже видела абсолютную необходимость все досконально узнать, проанализировать, докопаться до правды — правды, которая может разбить ее надежды. И которой она должна добиваться, как своего возлюбленного.

— Вы имеете в виду оставить это, забыть — пусть скандал утихнет сам собой?

Анна увидела по лицу Питера, ясно прочла в его мыслях, что он тоже тщательно взвешивает создавшееся положение. Питер искал выгоды для себя не больше, чем она. Теперь, после первоначального возбуждения, он понял ситуацию и свою в ней роль, и что он может приобрести, а что потерять, и вынужден был сказать себе: надо оставить их в покое, не предпринимать ничего, ничего на свете, что может разлучить этих двоих. Острая необходимость действовать ложилась на Анну.

Глаза Питера потухли.

— Вы правы, Анна. Мы не имеем права что-либо предпринимать. Я так и передам Манфреду. Как вы сказали, слишком все неясно.

— Но, как вы сказали, разве мы можем не считаться с этой историей, оставить ее без внимания?

— Да, впрочем, я… теперь, подумав… решил, что это недостойно. Дикая история не основание… В любом случае нельзя вмешиваться…

— По крайней мере, следует постараться осторожно разузнать, выяснить… есть ли в ней хотя бы доля правды.

— Да, но я теперь понимаю, что это не может быть правдой.

— А каково мнение Манфреда о том, что следует предпринять?

— Он не знает. Он хотел бы посоветоваться с вами. Он считает, что, возможно, нам удастся узнать немного больше.

— Манфред говорил кому-то еще?

— Нет. Но он не представляет, как мы можем что-то узнать без… и будет ужасно, если…

— Роуленд исчез, но остается девушка, Дейзи Баррет. Кто-нибудь знает, как ее найти?

— Нет… хотя есть один паб, куда она и Тим обычно ходили, и там-то Джимми Роуленд слышал, как они обсуждали свой план…

— О нет, Питер, это слишком отвратительно, я не в силах поверить.

— И я. Не надо было рассказывать вам об этом. Оставим все как есть.

— Мы не можем. Где находится паб?

— Он называется «Принц датский», возле Фитцрой-сквер.

Анна нажала кнопку звонка.

— Да? — раздался голос в домофоне.

— Мисс Баррет?

— Я. Что вы хотите?

— Я знакомая Тима Рида, могу я зайти на минутку?

— Вы женщина? — раздалось после паузы.

— Да.

Замок зажужжал, и дверь открылась.

В подъезде было темно и смрадно. Имя мисс Баррет стояло под табличкой «Второй этаж». Анна поднялась по лестнице и постучалась.

— Входите.

Найти Дейзи не составило труда. Анна сама отправилась в «Принца датского». Когда стало предельно ясно, что необходимо узнать всю правду, какой бы она ни была отвратительной,

Анна исполнилась свирепой, настойчивой энергии. Задача была ее и только ее. Щепетильный Манфред мучился и сомневался. Он, через Графа, которого она снова увидела на другой день после их разговора, попросил ее зайти и обсудить ситуацию, но она ответила, что в этом нет необходимости. Оказалось, что Эд Роупер, несмотря на клятвы быть благоразумным и молчать, уже поделился слухом кое с кем из друзей и что Мозес Гринберг каким-то образом тоже узнал обо всем и звонил Манфреду. Было ясно, во всяком случае Анна заявила, что ей ясно, что кто-то должен заняться расследованием, и она займется этим сама, причем немедленно. Она поделилась с Графом своим планом, простейшим из возможных. Она отыщет Дейзи Баррет и поговорит с ней; и если она решит, что в «этой истории ничего нет», уйдет, не раскрывая цели своего визита. Она решила не придумывать никакого фальшивого предлога. Была уверена, что быстро узнает, что нужно, и лучше будет говорить, положившись на интуицию. Граф, понятно, был поражен. Высказал в своей витиеватой старомодной манере желание непременно сопровождать Анну в паб. Анна ответила с несвойственной ей резкостью:

— Питер, я не монахиня.

На деле она чувствовала робость и волнение, когда накануне в шесть вечера вошла в «Принца датского». Особенно она боялась встретиться с Дейзи Баррет на публике, боялась, что придется просить ее о разговоре наедине. А если вдруг Тим действительно будет там с ней?.. Она хотела узнать, где живет Дейзи. А если люди в пабе спросят, для чего ей это нужно, скажут, чтоб не совала нос куда не следует? Но ничего подобного не случилось. Она спросила у хозяина паба, который спросил у человека за стойкой, тот спросил кого-то еще (это оказался Пятачок), и последний назвал адрес.

«Приятельница Дейзи?» — переспросил он. «Да, и я только что приехала в Лондон», — «Может быть, придет попозже», — «Спасибо». Анна отложила встречу на другое утро.

Было около полудня. Перед этим прошел дождь. Сейчас солнце блестело на мокрых крышах и тротуарах, и от них исходило голубое сияние. Крохотная комната Дейзи была заполнена этим отраженным светом, и Анна сощурилась, войдя. Хотя окно было открыто, сильно пахло перегаром.

Сначала Анне показалось, что в комнате никого нет. Потом за решетчатой перегородкой в углу справа она увидела высокую худую женщину в джинсах и рубашке цвета хаки, возившуюся у газовой плиты.

— Готовлю завтрак, — сказала Дейзи Баррет. — Ты кто такая, черт возьми?

— Меня зовут Анна Кевидж. Пожалуйста, извините…

Анна сознательно явилась, не подготовившись, не представляя, что будет говорить. Сейчас она неожиданно растерялась, словно незваной заявилась в гости; в каком-то смысле так оно и было.

— Выпьем? — предложила Дейзи.

Она вышла из-за перегородки, и Анна смогла рассмотреть ее. Она была высокой, немного выше Анны, очень худой и изможденной. Всклокоченные темные с проседью волосы были коротко острижены и забраны за уши. Лицо усталое. И не то чтобы морщинистое, но как бы покрытое плесенью беспокойства и раздражения, трачено временем, хотя она выглядела еще молодо, даже привлекательно. Вокруг больших темно-карих глаз следы ярко-синих теней, на длинных губах, от уголков которых шли вниз тонкие морщинки, — остатки подсохшей отслаивающейся помады. Анне вдруг стало жалко ее, и одновременно она почувствовала что-то грозное в этой потрепанной неряшливой фигуре. Дейзи оказалась совершенно не такой, какой она представляла ее себе; и она поняла, сколь наивна была, воображая эту «любовницу» маленькой, нахальной и пухленькой.