Монахини и солдаты

Мердок Айрис

Ответит ли Гертруда согласием? Наконец Анна решила, что так оно и будет. Само присутствие Графа здесь, во Франции, указывало на это. В любом случае, как бы ни сложились отношения между Питером и Гертрудой, если — при условии, что она не выйдет ни за кого другого, — он станет ее счастливым cavaliere servente, [122] страждущей Анне он не достанется. Она, конечно, не упускала из виду и Манфреда. Гертруда часто встречалась с ним после того, как позорный поступок Тима был предан огласке. Однако Анна пришла к заключению, что тут не на

что надеяться. Манфред был молодой (моложе Гертруды) самодовольный холостяк, ведущий двойную жизнь. Ему, несомненно, нравилась Гертруда, а он ей. Но если он этого хотел, то уж наверное имел подходящую любовницу, о которой не распространялся. В любом случае, если бы у него были виды на Гертруду, он, при его исключительной самоуверенности и самонадеянности, уж как-нибудь показал бы это, но Анна, внимательно наблюдая за ним, когда представлялся удобный случай, не заметила ни единого намека на нечто подобное. У него была прекрасная возможность предложить себя в качестве естественного покровителя Гертруды. А раз он не сделал этого, то, вероятнее всего, не хотел. Так что у Графа не было соперников.

122

Верный рыцарь (ит.).

Анна задумывалась о собственном будущем. Она не хотела, очень не хотела, помешать счастью Гертруды. И разумеется, не хотела ни единым, ни малейшим намеком открыть перед теми двумя свое душевное состояние. Они никогда не должны узнать об этом. И это их неведение станет, когда придет время, главным утешением Анны. Она поведет их, как священник, к алтарю. А потом покинет их. Она очень любила Гертруду и в придачу ко всему испытывала еще и горечь при мысли, что обрела свою подругу только для того, чтобы снова потерять ее таким вот мучительным образом. А пока она должна быть безупречной, смотреть любящим взглядом, носиться, как служанка. Так Анна, глядя на эту пару, вид которой вводил в грех ее сердце, бросалась из жгучего, почти циничного раздражения в мечтательную бескорыстную любовь, с которой, чувствовала она, ей предстоит жить в будущем.

А ее будущее, решила она, связано с Америкой. Придется как минимум уехать на другой континент, когда те двое соединятся. Она уже и письмо составила, хотя и не отослала, чикагским клариссам. [123] Написать им она решила просто потому, что у нее был их адрес, а больше в Америке она никого не знала. Это будет ее отправной точкой. Она многого ждала от переезда. Там она найдет себе дело.

— Анна, дорогая. — Это была Гертруда. Она и Граф никогда не оставались вдвоем слишком долго. Он или она шли взглянуть, как там Анна. — Тебе помочь?

123

…чикагским клариссам. — Римско-католический орден кларисс основан Кларой (Кьярой) Ассизской, итальянской святой, одной из первых последовательниц Франциска Ассизского. Монастыри ордена, где монахини живут в уединении по обетам безбрачия, бедности и послушания, существуют во многих странах мира.

— Нет, — ответила Анна, — просто побудь рядом.

Может, думала она, ей стоит остаться. Не уезжать в Америку. Остаться и помогать им быть счастливыми.

—

Решился наконец, — сказала Дейзи.

— Да.

— Я рада. Хотелось бы, чтобы это произошло раньше. Наверное, мне надо было это сделать. Я обязана была догадаться, что ты уйдешь.

— Ты хотела, чтобы я ушел?

— Да, то есть нет… ты же знаешь, как мы живем, как жили. О нас можно говорить только в прошедшем времени, так ведь?

— О боже!..

— Не переживай, Тим, дорогой мой. Я так благодарна тебе.

— А я тебе.

— Мы с тобой настоящие олухи, пара придурков.

— Точно.

— Мы любили друг друга, но никогда не могли разобраться в нашей любви.

— Ты простишь меня?

— Ох, не говори глупостей, Тим, это вечная твоя глупая привычка: не можешь без эмоций, романтики и уж не знаю чего. Мы с тобой, что две палки в реке. Одна не просит другую простить ее.

— Но ты не чувствуешь… прости, не знаю, как сказать, не разозлив тебя.

— С этих пор ты больше никогда не сможешь меня разозлить.

— Разве что если вернусь отказаться от своих слов.

— Слишком поздно.

— Ты имеешь в виду?..

— Если ты откажешься, тогда я скажу тебе это. В кои веки мы в чем-то сошлись. Наши желания совпали. Момент космической важности. Мы пришли к верному решению, и пришли одновременно.

— Милая… я восхищаюсь тобой…

— Не надо, не то я засмеюсь, и это будет слишком больно.

— Я так рад, что твой роман, как ты сказала, лучше двигался, когда ты жила без меня.

— А, это я так, к слову сказала. Я собираюсь бросить писать.

— Извини. А чем займешься?

— Тебя это не касается… отныне… и навсегда.

— Ну… Дейзи…

— Не раскисай. О, мой дорогой, не раскисай. Ты был таким восхитительно смелым.

— Да… очень… смелым…

— Ведь ты не вернешься на сей раз, правда?

— Не вернусь.

— Во всяком случае, меня здесь не будет… и в Шепердс-Буш тоже.

— Кому из нас остается «Принц датский»?

— Можешь ходить туда. Я собираюсь исчезнуть. Думаю, уеду из Лондона. Ненавижу Лондон, столько лет пыталась здесь прижиться, все бесполезно.

— Дейзи, а как у тебя будет с деньгами?

— Это тоже не твоя забота.

— Нет, правда…

— Да-да, у меня есть богатые друзья, кое-кто вроде тебя.

— А у меня нет друзей.

— Так найди.

— Я мог бы дать…

— Нет. Ради бога! У меня есть друзья, правда не такие богатые, но голодать мне не позволят. И я буду в совершенно другом месте.

— Никогда не думал…

— Конечно. Ты шел по жизни, никогда ни о чем не задумываясь. Когда ты был не со мной, ты воображал, что меня не существует. А я продолжала жить, у меня уйма знакомых, которых ты не знаешь.

— Да-а?

— Ладно, не хмурься теперь, старина, мистер Голубые Глаза.

— Безумные у нас были отношения, скажи.

— Это мир безумный.

— Ни ты от меня, ни я от тебя не видели ничего хорошего.

— Но и ничего плохого. Мы с тобой люди чистилища. Другие устраиваются в жизни, идут на компромиссы, намечают цели, строят планы, ну и так далее. А мы остались детьми, не дали друг другу повзрослеть.

— Зато остались невинными.

— Какая, к черту, невинность, мы призраки.

— Компромиссы и цели, да. Во всяком случае… Дейзи, ты знаешь, я делаю это не ради Гертруды. Это никак с ней не связано. Это только наше с тобой дело.