Монахиня Адель из Ада
Шрифт:
Мася с привратницей хитро переглянулись.
Глава 19. В обход, потом прямо — к самой реальной реальности
Затем долго пили чай, окончательно знакомились. Ну, и, конечно, не без привратницкого соло обошлось.
— А он завистник… И вправду завистник… Завистник… А я ему верила… Уважала…
Речь шла о Главном, тоже с приставкой «экс», ибо мадам его более так не называла. Теперь он был просто «он». В лучшем случае. В худшем — не обошлось без мата, отчего Маринка то и дело затыкала уши и кивала Максиму
Отойдя от привратницких дел, мадам, как и обещала, занялась творчеством.
— Я ему, с-с-скотине, столько всяких новшеств понавыдумывала, столько изобретений внедрила, одна «комната испуга» чего стоит…
«Комнатой испуга» называлось помещение, сплошь выложенное специальными пластинами, типа металлических, способными впитывать энергию человеческого настроения. Если постоянно заполнять её воришками, только что пойманными за руку, либо другими новоявленными преступниками, то вскоре комната сама начнёт определять эту сомнительную братию, эту «порченую породу». Лишь войдёт туда хороший, чистый человек — сразу будет вышвырнут по причине чужеродности. И сразу документ ему: «Хороший человек».
— Я хотела ему лучше сделать…
— Болотную породу слегка улучшить? — не выдержал Мася.
— Именно. А ему это не надо… Ему плевать… Плева-а-ать… Плева-аать…
Ну, всё, наклюкалась старуха, теперь шишь чего интересного услышишь. Мася вырвал у неё флягу.
— Мадам, хлебните антидоту, а то мы не узнаем, что было дальше…
— Да, мать, вываливай как на духу, сразу полегчает! — поддержала тёть-Марина. Ей тоже было любопытно.
Протрезвев с помощью другой фляги, бывшая привратница поведала о трюках с инаугурацией.
— Сначала он, этот поганец, предложил, чтобы всё было по правилам, мол, надо соблюсти ритуал, официально отобрать права у бывшего Правителя, а для этого — разыскать и привести. Ну, привели мы его, и что? В итоге всё равно вышло не по-моему, а по его: на троне восседает, хоть и новая, но весьма удобная ему и безропотная личность — можно снова дела делать… И главное — нового Правителя Петром зовут, как я и хотела! Ха! Всё, как я хотела, не подкопаешься…
Старуха потянулась было снова за первой флягой, но Мася её снова остановил.
— Выходит, нас в Швейцарию гоняли зря?
— Зря. Каюсь. Он, мразь лживая, дерюжная, просто издевался. Уверен был, пузатый врун, что не сыщете вы злодея, даже вчетвером…
— Что лживый — то лживый, — поддакнула Маринка, — отец ведь лжи он, как-никак…
— А почему он всё время у вас «пузатый» и «дерюжный»? Он же может и другую внешность на себя напялить? — спросил Мася.
— Так ему для имиджа сподручнее — под скромного косить. И Сталин с Мао так выделывались, и я, козлиха старая, драной клоунессой сколько лет отходила… Тьфу, идиотка…
Дальше бабка, минут пять, лаяла себя саму, тоже с непечатными словами. Прервала её баба Маша.
—
Она сходила в спальню, принесла старинное колье. Бриллиантов на нём было!
— Вот, хорошо, что не сдала в ломбард, а то зубы планировала сделать…
Старуха окончательно протрезвилась.
— Ещё чего! Подарки забирать! А зубы я тебе щас и так сделаю! Есть тут хоть одна комната с креслом?..
Она достала одну из палочек, выданных ей «Робертом де Ниро», потрясла ею в воздухе…
Через полчаса баба Маша сидела за столом, сверкая голливудским прикусом, кусая всё подряд, даже каменные сухари — и с большим успехом!
На зубы, как вы поняли, ушла часть волшебной палочки, которая и не палочкой была вовсе, а сгустком «универсальной материальной энергии» — делай из неё, что хошь. По крайней мере, экс-привратница ухитрялась делать.
— Хорошо, что хоть Силантий не сукой оказался, приберёг мне немного добра, отбил у заговорщиков…
— Силантий — это который с родинкой? — снова проявил смекалку Максим.
— С родинкой, с родинкой… Такой родной… Когда теперь свидимся…
Мадам всплакнула, вытерла глаза, обняла Максимку.
— Все они, кроме Силантия, мне завидовали, все… А я завидую тебе, малыш…
— Мне-е-е?!
— Тебе-тебе, не удивляйся, ведь ты с мамой Лялей на «ты», а она мне… Ка-а-ак «выкнет» тогда, да как выгонит, да как дверь захлопнет… А я с «Евангелием» пришла, по-доброму, чтоб не сразу въехала, что я… из этого… ну, из ада… или как его там…
— Да как его ещё называть-то, коли там шастает сам сатана! — вскочила со стула Маринка.
Мася приготовился слушать проповедь. И таки проповедь была.
— Ты, сестра, напрасно убиваешься о потере связи с дочерью, ибо любая потеря, любая скорбь идёт во благо, направлена на очищение души. И если ты, сестра, раскаиваешься во всём содеянном… Кстати, как тебя зовут?
Этот вопрос застал врасплох абсолютно всех присутствующих, включая и мадам. Она, видишь ли, не помнила своего имени, причём, не помнила давно. Ибо не пользовалась. А зачем? «Привратницей» в болотном зазеркалье быть престижно. Это главное. При чём тут какое-то имя.
— А паспорт-то у тебя есть? — не унималась Маринка. — Без паспорта теперь даже в монастырь не примут…
— Да нафига ей паспорт, когда она гипнозом кого хочешь заморочит, везде пройдёт… как танк…
Максимке показалось, что его реплика прозвучала весело. Но никто не улыбнулся. Тогда он решил исправиться.
— Нет, я просто подумал, что… Если мадам привратнице вдруг захочется переселиться, то её палочки — хороший строительный материал для чего угодно… Вон, киргизы юрты за собой через всю степь таскают — и то не сильно кряхтят, нам об этом в этнографическом музее говорили. А мадам себе не только юрту, но и клёвое американское бунгало где хошь соорудит. Так ведь можно и по всему миру путешествовать! На границе, к примеру, гипноз применять, а в остальное время — в разных домиках кайфовать. Ведь эти палочки — всё равно что пластилин, лепи, что хочешь!..