Монарх от Бога
Шрифт:
– Багрянородный, держи голову выше!
– проговорила она.
– Нет твоей вины в том, что сегодня враг оказался сильнее и коварнее.
– Да, матушка, я уже всё осознал. И я помню, что у нас с Симеоном болгарским в силе мирный договор двенадцатого года. Но как я объясню византийцам всё это.
– Твой народ умный, и он поймёт. Только не надо перед ним оправдываться. В нужный час ты расскажешь ему правду.
Близ самых ворот при въезде в крепость стояла плотная толпа горожан. Они в этот миг молчали. И вдруг молчание было нарушено мощным голосом.
– Божественный, почему ты бежал от болгаришек? Ведь мы тебе такое крепкое оружие отковали!
Юный император не спрятался за мать и Гонгилу. Он велел остановить коней и встал.
– Честно скажу: сегодня царь Симеон сильнее меня. Но я же расту и скоро наберусь сил. Вот и встретимся с Симеоном в чистом поле.
Чистосердечное признание императора было принято горожанами с воодушевлением. Могучий кузнец взмахнул руками, шлёпнул себя по кожаному фартуку и воскликнул:
– Славный парень наш император!
И толпа восторженно загудела. Но похвала не вскружила голову Багрянородному. Он опустился на сиденье и так глубоко задумался, что не замечал уже горожан, стоящих на центральном проспекте Константинополя. Он думал о том, как предотвратить беду, которая неотвратимо приближалась к столице. «Надо остановить болгар на подступах к городу, но как остановить, если нет под рукой армии?» - бился в голове один и тот же вопрос. Он запрокинул её в небо, чтобы вознести молитву к Богу, и вдруг увидел перед собой купола Святой Софии. В глубине души зазвучал церковный хор, а перед глазами шествовал крестный ход с хоругвями и чудотворными иконами и славил мир.
К императору пришло воспоминание пятилетней давности в честь освобождения Константинополя от болгарской осады. «А что если повести крестный ход навстречу врагу? Ведь болгары тоже христиане. Проснётся же в них Бог милосердия.
Не должны же они убивать и брать в рабство ищущих мира!»
Мысли в голове Багрянородного накатывались волнами, перехлёстывали друг друга, и, когда настала пора сворачивать на широкий, но короткий проспект Меса, ведущий к дворцу Магнавр, он сказал Гонгиле:
– Вели ехать в храм Святой Софии.
Когда свернули к собору, Зоя-августа подумала, что сын хочет помолиться за своё спасение от плена, и промолвила:
– Ты верно поступаешь, сын мой. Надо вознести молитву Всевышнему за то, что спас тебя от неминуемой и страшней беды.
– Я помолюсь за это, матушка. Но чуда ещё не сотворилось, а я надеюсь с Божьей помощью на него.
В соборе Святой Софии Багрянородный попросил служителей найти патриарха Николая Мистика.
– Пусть он придёт на амвон. Я подожду его там, - сказал Багрянородный рослому светловолосому молодому пономарю, обликом не похожему на грека.
– Мигом позову его, Божественный. Он на клиросе у певчих.
– И пономарь с поклоном удалился. Это был паломник из Руси по имени Григорий. Он пришёл в Константинополь юношей из городка Изборска. Его изгнала на чужбину безответная любовь к изборской
Но вот скорый на ногу Григорий привёл под руку престарелого Николая Мистика. Он осенил императора крестом:
– Мы молим Бога за твоё спасение, сын мой.
– Спасибо, святейший. Теперь я буду умолять тебя, чтобы ты спас от врагов град императоров.
– Господи, сын мой, разве можно крестом Божи-им…
– Лучше не скажешь, святейший.
– И Константин, взяв патриарха под руку, повёл его в ризницу. По пути он начал разговор: - Ты, святейший, рассказывал мне, что был свидетелем принятия христианства болгарами.
– Помню, рассказывал. И что же?
– И ты сам крестил их многие сотни, и, если память мне не изменяет, ты крестил самого царя Симеона.
– Так и было. Но в ту пору он был лишь царевичем, пяти лет от роду. Он, поди, забыл, кто его крестил.
– Не мог он этого забыть, не мог! И потому, святейший, прошу тебя собрать клир, и всех священнослужителей города, и всех монахов из городских и ближних монастырей. Это возможно?
– Посильно.
– И тогда ты поведёшь их крестным ходом навстречу болгарам, которые идут на Константинополь несметной силой. Мы всех престарелых священнослужителей и монахов, и тебя вместе с ними, посадим на колесницы…
Николай Мистик, слушая Константина, прищурил глаза. Виднелись сквозь щёлочки лишь зрачки. Ему казалось, что император в этот миг читает божественные письмена, начертанные для него, первосвятителя Византии, чтобы исполнил он всё то, что в них сказано. А сказано было о том, к чему призывал Багрянородный. Патриарх давно изучил нрав болгарского царя Симеона. Раньше его пожирала жажда богатства, но в своей державе он не мог её утолить. Только щедрый дар Византии помог ему избавиться от сжигающей его жажды. Царская казна стала полна. Теперь в Симеоне проснулась другая жажда. Он стремился достичь величия, чтобы потомки запомнили его на многие века: был-таки в Болгарии император, и имя ему Симеон. И патриарх подумал, что в силах византийской церкви увенчать Симеона императорской короной. «Чего не сделаешь ради спасения святынь Царьграда», - решил Николай Мистик.
– Церковь исполнит твою волю, Божественный, - сказал патриарх, лишь только император умолк.
– Я сейчас же начну собирать клир, и по всем монастырям и храмам побегут мои служители. Завтра ранним утром крестный ход двинется навстречу царю Симеону. И прошу тебя не удивляться, Божественный, если мы воздадим Симеону особый почёт в том случае, если он не поднимет против нас меч.
– Спасибо, святейший. Я всегда знал, что ты любишь великую и святую Византию, - ответил Багрянородный.
Он сидел в кресле усталый, сморённый волнениями минувших дней и, произнеся последние слова, уснул.