Монарх от Бога
Шрифт:
Императрица ни на миг не спускала глаз с лица Мелентины и видела, как глаза прорицательницы изменились, из тёмно-карих превратились в небесно-голубые. И речь из них лилась журчанием горного родника. Зоя-августа вначале испытывала дрожь в теле, но взгляд Мелентины излучал тепло, и она согрелась.
– Не погаснет огонь Македонской династии. Внук у тебя будет красивый и умный, и у него родятся двое сыновей и дочь, которой суждено быть великой княгиней Руси. Державе Багрянородного процветать и здравствовать. Сын твой напишет о том хроники.
Неожиданно откуда-то налетел порыв ветра, и лампада погасла. Мелентина закрыла ладонями глаза и долго сидела молча. Потом отвела руки от лица, и Зоя-августа увидела её обычные тёмно-карие глаза. В них светилась печаль, а с губ сорвались грустные слова:
– Не суди меня, матушка-императрица, большего открыть тебе не смею.
– А почему ты дважды повторила число тридцать девять?
– То Божий знак этого дома. Запомни.
– Запомню, преславная Мелентина. Но кто же такая Феофано?
Лицо Мелентины стало суровым, даже мрачным, она вновь склонила его. Она и сама не понимала, откуда пришло это имя, и сказала:
– Не пытай меня больше, Зоя-августа. Мне пора возвращаться в обитель. Идти ли мне к Василиду? Поедет ли кто со мной?
– Иди, преславная, к Василиду. У него приготовлено всё для обители. Его казначей и воины проводят тебя.
Мелентина раскланялась и ушла из покоев Зои-августы. А спускаясь по лестнице, почувствовала, что за нею кто-то идёт. Она не посмотрела назад, но свернула в правое крыло дворца, где находилось «царство» главного казначея Василида. Шаги звучали за нею следом. Но вот и двери казначейства. Возле них стоял страж. Мелентина подошла и сказала:
– Василид ждёт меня.
Страж распахнул двери, Мелентина вошла в них и, обернувшись, увидела сына Лакапина, Стефана. Поняла: он за нею следит. И она печально улыбнулась. Он и его брат Константин с годами обретут облик черных демонов. Об этом Мелентина сказала бы на суде Божьем. Но она не знала, что Стефану было нужно от неё в эти мгновения, почему он за ней следит. Да, она повезёт из казначейства много серебра и золота, чтобы платить за работу, за материалы для обители, но не будет же Стефан охотиться за монастырской казной, сочла Мелентина. Многое бы отдала она, чтобы разгадать замыслы Стефана, но в душе у неё возникла некая преграда, и желания её погасли.
Вскоре главный казначей выдал молодому казначею деньги. Он вместе с Мелентиной уселся в повозку и оказался в окружении семи воинов, среди которых был юный Стефан. Он выполнял волю отца, которому нужно было знать, где расположен монастырь Святой Каллисты.
Весть о происках Стефана дошла через главного казначея Василида до Багрянородного. Он удивился странному желанию Лакапина и спросил главного казначея:
– Преславный Василид, зачем нужно следить за моей матушкой и знать, где она ищет покой?
Мудрый Василид только предполагал причины интереса
– Что греха таить, Божественный, твоя матушка и не такого рыцаря, как Лакапин, сведёт с ума. Вот и делай вывод. Да прости старика за правду, сам искал ответ.
– Ой, Василид, я не думаю, чтобы Лакапин был так близорук. Моя матушка не бросает слов на ветер, и уж Лакапин-то знает об этом лучше меня, - ответил Багрянородный и запретил себе вмешиваться в дела Зои-августы.
Он счёл, что она вправе решать их сама и они не пойдут в ущерб императорскому дому.
Между тем время разлуки с матерью неотвратимо приближалось. Константин и Елена теперь пытались встречаться с ней как можно чаще, но им это не всегда удавалось. Зоя-августа уже сторонилась близких, искала одиночества, уходила во Влахернский храм и там проводила многие часы, укрепляя свой дух молитвами. И Магнавр она отважилась покинуть тайно. Когда вскоре Мелентина появилась вновь, Зоя-августа сказала ей:
– Ты, пресветлая Мелентина, в следующий раз приезжай в Магнавр к вечеру на другой день после Богоявления. Как все дела исполнишь здесь, так выедешь к Влахернскому храму и там подождёшь меня.
– Это в день Иоанна Предтечи? Да с чего бы это, матушка-государыня? Я и не знаю, сумею ли приехать.
– Но я, Мелентина, прошу тебя Христом Богом, не откажи. Отплачу сторицей. Любезна ты мне Мелентина, во всём я тебе доверяю, и пусть моя просьба к тебе останется для других тайной.
– Я так поняла, матушка-императрица, что ты хочешь в день Иоанна Предтечи покинуть Магнавр?
– Не пытай меня, славная. Всё узнаешь в свой час. Скажи, как дела в обители?
– Так с тем и приехала, государыня Зоя-августа. Келья твоя готова к молению и послушанию монастырскому. И многие другие кельи готовы. Пелагия уже освятила их. Трапезную завершают возводить. Как приедешь, в храме возведённом молиться будем.
Жажда одиночества побудила Зою-августу поскорее отделаться от Мелентины, и, выслушав её, она почти сухо сказала:
– Теперь иди, Мелентина, по келарским делам, а мне помолиться надо. И не забудь о дне Иоанна Предтечи.
Выслушав со склонённой головой Зою-августу, ощутив боль от обиды за сухость - ведь она уже давно тянулась к государыне всем сердцем - пыталась убедить себя Мелентина, что она шла к очищению. А тут Зоя-августа задумала подчинить её себе и сделать своей сообщницей в бегстве из Магнавра. «К чему эта скрытность?» - спросила себя Мелентина.
– Да к тому, чтобы досадить близким. Но ведь это жестоко. Никто, ни сын, ни невестка, не заслужил того, чтобы от них тайком сбежала любимая ими мать и свекровь. И Мелентина отмела греховную покорность, подняла голову и, глядя на Зою-августу строгими глазами, сказала выделяя каждое слово: