Монарх от Бога
Шрифт:
– С чего бы это? Неужели сам царь Симеон пожаловал в гости?!
– воскликнул Лакапин.
– Вот уж не спишь, да выспишь.
На лестнице, поднявшись по грудь над площадкой, появился Стирикт.
– Великий доместик, что ты увидел?
– спросил он.
– Царский стяг вижу над шатром, который стоит на нашей земле. Ещё крытую колесницу, вроде бы царскую.
– Так повели окружить их.
– Ну полно. Этот холм давно спорный. Болгары считают, что они на своей земле. А если нет, так выходит, что Симеон пришёл с миром.
На земле Лакапин сказал Стирикту:
– Возьми десять воинов да стяг не забудь: едем к Симеону в гости.
Вскоре конный отряд в двенадцать человек подъехал к болгарскому стану, который всё-таки был разбит на византийском холме. Лакапин остановился возле шатра, и тут же перед ним возникли три воина с обнажёнными мечами.
– Уберите-ка оружие, болгары. Вы наши гости, а мы здесь хозяева. Кто у вас за господина?
Воины убрали мечи, но молчали и не двигались с места. В шатре услышали голоса приезжих, и из него вышел молодой царевич Пётр.
– Здравствуй, великий доместик Лакапин. Ты меня помнишь?
– Как не помнить, когда ты на мою внучку Марию весь вечер глаза пялил.
– И Лакапин засмеялся.
– Так уж и пялил, - с лёгкой обидой произнёс Пётр.
– Просто она мне понравилась. Как она там, невестится?
– Ой, рыцарь, «просто» не нравятся, с корыстью - да. Ты что, с отцом приехал? Где он?
– Здесь батюшка, в шатре, но ногами слаб, не может к тебе выйти. Заходи в шатёр.
– Ну, если желает видеть, зайду. За честь сочту.
– Лакапин спешился, отдал повод подоспевшему Кастору.
– Веди, - сказал он царевичу Петру.
Пётр первым пропустил Лакапина в шатёр. В нём царил сумеречный свет. Присмотревшись, Роман увидел ложе и на нём полулежащего и постаревшего царя Симеона.
– Э-э, государь, так не годится. Зачем рано сошёл с боевого коня?
– пошутил Лакапин.
– Если бы не сошёл, так мы бы с тобой в Царьграде встретились: я - на стене, а ты - под стеной.
– Знаю твою удаль, чего говорить. С чем пришёл царь Симеон в Византию?
– Потому и пришёл, что обложили меня, как борзые медведя в берлоге: с одной стороны - хазары, с другой - печенеги. Да и твой Куркуй с грозной силой подходит. А главный-то в этой своре мой сынок.
Полюбуйся на него. Ни за что не пришёл бы сюда, если бы не он…
В голосе Симеона ещё звенела бравада, но сел могучий бас до тонкого младенческого голоска, как на исходе. Дышал он часто, но не хватало ему воздуха. Кашлем зашёлся. Наконец отдышался, кое-как сказал:
– Садись, Лакапин, в кресло. Ты здесь хозяин, а я - проситель.
– Что случилось, царь-батюшка?
– с почтительностью к старости Симеона спросил Лакапин.
– А вот пусть царевич Пётр говорит.
– Симеон обратился к сыну: - Ну так выполняй волю отца, наследник престола.
Тот недолго думая, шагнул к сидевшему в кресле Лакапину, бухнулся на колени и, перекрестившись, выпалил:
–
– Вот те раз! Да ты и видел-то её единожды!
– Верно. Да с первого взгляда она вошла мне вглубь сердца. Сплю и вижу лишь её.
– Тут уж ничего не скажешь. Знаю, что такое сердечная заноза, - вздохнул Лакапин и вспомнил Зою-августу.
– А твой батюшка как на это смотрит?
– Он здесь. Спроси его, великий доместик.
– Я и без спроса, отвечу. Видел твою Марию, славная девочка поднимается.
– И царь откровенно, простодушно добавил: - Да ведь для меня главное не она, а ты. Сегодня стоишь позади императора, а завтра, глядишь, и рядом встанешь, в корону облачишься.
– Твоими устами да мёд бы пить, - усмехнулся Лакапин.
Но сказанное польстило ему. Выходило, что не только он видит в себе достойного соправителя, но и другие это заметили. «Спасибо, Симеон, тебе за откровенность», - подумал он, промолвил же другое:
– Хотел бы я отдать свою внучку за твоего сына, царь Симеон. Но у неё есть родитель - вот он уж решит, быть ли по-нашему.
– Да полно, великий доместик, - загорячился Симеон.
– Грохнешь кулаком по столу, и не устоит твой Христофор. Он тебе не ровня.
Лакапина забавляла отважная и прямодушная речь царя Симеона. «Придётся дать согласие. Чего уж тут душой кривить. А Христофор? Он понятливый, за мной пойдёт», - решил Лакапина и повернулся к Петру:
– Твой батюшка верно сказал: моя воля над внучкой Марией царствует. Потому, чтобы не томить тебя, славный царевич, моё благословение ты услышал. Быть моей внучке твоей супругой.
– Да хранит тебя Господь, великий доместик!
– воскликнул Пётр.
– Встань, рыцарь, и собирайся в Константинополь. Должно тебе там с невестой встретиться да решить всё по-божески. Пётр встал, поспешил к отцу, возле ложа опустился на колени.
– Благослови, батюшка, и ты.
– Легко отделаться думаешь, сынок. Ты поклянись на кресте, что никогда не обнажишь меча против своего тестя и против Византии.
– Батюшка, я принял эту клятву в сердце своём давно, с той самой поры, как увидел и полюбил Марию. Клянусь теперь с чистой совестью не поднимать меч на великую Византию. Мы питаемся богатством и знаниями Византии. Как же нам воевать с нею?!
Лакапин понял, что всё главное уже сказано, и хотел было подняться, но славянское великодушие не знает пределов. Неведомо когда и как на низком походном столе появились вино, кубки, закуски. Царь Симеон пригласил Лакапина к столу.
– Я помню, как чествовали меня в Царьграде, когда корону императора воздевали. Хочу и я тебя почествовать, Лакапин. Садись к столу, наполним кубки, и будет тебе моё слово.
Лакапин встал, воин придвинул к столу его кресло, и он вновь сел. Три кубка были наполнены. Их подняли и выпили с пожеланием благ.