Монастырь дьявола
Шрифт:
1413 год, Восточная Европа
В зале инквизиционного трибунала за широким и длинным столом сидел инквизитор Карлос Винсенте. Его лицо было сумрачно, и мрачное выражение еще больше подчеркивалось белоснежной рясой и ярким освещением. Он сидел в центре (во главе) стола, но и без этого местоположения было ясно, кому принадлежит власть. Его мрачный и гордый вид внушал благоговейный ужас практически всем, находящимся в комнате.
Перед инквизитором на столе (кроме дубового распятия и массивной Библии) стояла небольшая деревянная статуэтка на подставке. Это было изображение собачьей
Здесь были 2 квалификатора, епископ, нотариус, трое понятых (два монаха-доминиканца в белом и один францисканец в коричневой рясе), прокурор, поправляющий на лбу тяжелый намокший парик. В углу сидел врач (из-под дорого пышного парика прямо по одутловатому лицу стекали капли пота). Руки его дрожали так сильно, что он был вынужден прятать их за спиной.
В глубине зала виднелась еще одна дверь, где огонь был еще более ярок, чем в зале. То, что находилось в той комнате, было чуть видно с любого места зала, но никто из присутствующих не осмеливался туда смотреть… Даже фанатичные монахи, чьи застывшие, каменные лица не выражали никаких эмоций, не осмеливались надолго задержать взгляд на двери, ведущей в комнату пыток. Что уж было говорить о мирянах! Таких, к примеру, как врач, дрожащий от ужаса, как осиновый лист. И дело было не в том, что он переживал за попавших в лапы инквизиции невиновных, или кого-то жалел. А в том, что инквизиция являла собой полную непредсказуемость, и на месте подсудимого мог в любой момент оказаться кто угодно, в том числе – и он сам.
В дверях комнаты пыток стоял палач, по которому сразу можно было определить его профессию. Здоровенный детина в коротких кожаных штанах и красном фартуке опирался плечом о дверь, и на его тупом, жестоком лице не отражалось никаких эмоций. Его лицо было так же невыразительно, как каменная кладка стены. Двери, ведущие из зала, были плотно закрыты, и время от времени сквозь них доносилось громкое бряцанье оружия. По правилам инквизиционного трибунала, стражникам было запрещено находиться на допросе, и стража стояла снаружи.
В центре зала (спиной к комнате пыток и палачу, и лицом к инквизитору) стояла Катерина. Ее руки были свободны, но на запястьях виднелись багровые кровоподтеки от тяжелых цепей. Босые ноги женщины были грязны, а в лице не было ни кровинки. Несмотря на страшную бледность, она держалась гордо и прямо. Допрос был в самом разгаре – два монаха, сидевшие по бокам от стола, не успевали строчить длинный протокол.
Голос Карлоса Винсенте звучал глухо и твердо:
– Значит, ты отрицаешь то, что имеешь отношение к мерзкой секте слуг дьявола?
– Отрицаю. Я ни в чем не виновна.
– Сознаешься ли ты в ведовстве?
– Нет! Я никогда не занималась ведовством.
– Но ты знаешь дикие верования секты слуг дьявола?
– Откуда же я могу знать их, раз сама к ним не отношусь?
Лицо Карлоса Винсенте налилось красным, и в гневе он стукнул рукой по столу (все присутствующие при этом подпрыгнули
– Отвечай на поставленный вопрос прямо, проклятая ведьма! Ты поклоняешься дьяволу?
– Я не ведьма! И я не поклоняюсь дьяволу! Я не служила дьяволу никогда!
– Но ты сознаешься в том, что занималась знахарством, этим богомерзким делом?
– Я никогда не занималась делом, противным Богу! Я лечила людей!
– Ты знаешь, что это дьявольское свойство?
– Нет. Если травы – от дьявола, то почему их создал господь?
– Как смеешь ты, безграмотная крестьянка, судить о творениях рук Господа?!
– Я говорю то, что думаю!
– Еще одно свойство ведьмы! Женщине не полагается думать!
– Кто же будет думать за меня?
– Господь!
Катерина усмехнулась. По рядам «судей» пронесся взволнованный шепот, а один из монахов, ведущих протокол, вдруг запнулся.
– Признаешь ли ты святой крест, Катерина?
– Признаю! Я поклоняюсь и служу Господу нашему Иисусу Христу. Богом клянусь, никогда не знала других служений!
– Почему ты упорствуешь, Катерина? Ты вела себя не так, как подобает смиренной женщине!
– В своей жизни я не сделала ничего дурного!
– Твой ребенок окрещен святой церковью?
Женщина промолчала – только лицо побледнело еще больше, а от губ совсем отхлынула кровь.
– Отвечай! Окрещена ли твоя дочь в церкви?
– Нет!
– Почему? Не потому ли, что она дочь Сатаны?
– Это неправда! Неправда! – голос женщины сорвался на крик, – Я просто не успела ее окрестить!
– С отцом твоей дочери ты была обвенчана в церкви?
– Нет.
– Ты совершила очень много грехов, несчастная женщина, но мы готовы тебя простить. Если ты упорствуешь, боясь смерти….
– Господь уже простил меня! А ваше людское прощение мне не нужно!
По рядам снова пронесся громкий шепот. Судьи явно были возмущены (или смущены?) ее смелостью.
– У тебя интересные суждения о Господе, Катерина!
– Я верю в Господа нашего всем сердцем!
– И в святой крест?
– И в святой крест!
Карлос Винсенте поднялся из-за стола и подошел к женщине. В его черных глазах горела насмешка. Глаза Катерины остановились с вызовом на его красивом лице, но потом – опустились с отчаяньем в пол. Он протянул ей золотое распятие, которое висело на его рясе:
– Если ты веришь в Господа нашего, Катерина, то поцелуй святой крест в знак своей искренности и добрых намерений. Поцелуй этот крест! – он поднес крест к ее лицу. Женщина отвернула голову. Но он снова настойчиво приблизил к ней крест.
– Поцелуй крест, Катерина! Поцелуй святое распятие!
– Нет! – Катерина крикнула слишком громко, и в этом крике прозвучало отчаянье…
– Нет? Почему же?
– Я не поцелую ваш крест! На нем – кровь.
На мгновение в зале разлилась тишина. Но потом – все присутствующие сорвались с мест с диким криком. Все смешалось: грохот перевернутых скамеек, истерические выкрики, возмущенные речитативы… Каждый старался поискуснее выслужиться перед инквизитором и поярче показать свой гнев. Лишь один-единственный человек среди этого хаоса оставался спокойным. Инквизитор Карлос Винсенте молча наблюдал за происходящим, скрестив на груди руки. На его губах блуждала довольная улыбка.