Монастырские тюрьмы в борьбе с сектанством: К вопросу о веротерпимости
Шрифт:
Но прежде чем говорить о настоящем состоянии монастырских тюрем, необходимо познакомиться, хотя в самых общих чертах, с условиями монастырских заточений, существовавшими как в первой половине XIX века, так и во второй, только-то пережитой нами. Это даст нам возможность судить о том, насколько медленно и с какими огромными затруднениями проникали и проникают в эту область всякого рода улучшения, имевшие целью облегчить тяжелое положение монастырских узников.
Относительно содержания арестантов в Соловецкой монастырской тюрьме г. Колчин сообщает, что с начала XIX столетия "жизненная обстановка арестантов несколько улучшилась. Их стали помещать не в сырые, душные казематы, а в более сухие и светлые новые арестантские чуланы. Арестантов, коих не велено было держать в особом уединенном месте, запирали
Но при этом необходимо, однако, иметь в виду что то или иное положение узников в монастырях если не всецело, то в весьма значительной степени зависело от личного усмотрения, от личных качеств отца-настоятеля. "Многое относительно строгости или слабости содержание арестантов, писал г. Колчин, — зависело от настоятеля монастыря, который в Соловках был сам бог, сам царь при добрых, гуманных настоятелях арестантам жилось сносно: их водили в церковь по праздникам, сами они ходили за водой на канаву за пол версты от монастыря, попеременно ходили на монастырскую кухню за пищей, каждую неделю мылись в бане, прогулки тоже разрешались. Но все это дозволялось лишь зимою, когда в монастырь никого постороннего не бывает; летом арестантов ни в церковь, ни за водой, ни куда бы то ни было не выпускали; в баню все-таки водили ранним утром, когда еще народ спал".
Так в первой половине XIX века жилось монастырским узникам при "добрых и гуманных" настоятелях. Но условия их заключения быстро и резко менялись, как только в должности настоятеля появлялся человек иного склада, иных воззрений. Так, например, в Соловецком монастыре "при настоятелях суровых, строгих положение арестантов делалось несносным: их томили в душных чуланах, не выпуская даже для естественной нужды, плохо кормили, жалобы на дурное обращение стражи, которая старалась подделаться тон начальству, оставались без всякого внимания, прогулки воспрещались". [15]
15
"Русская Старина", 1887 г., № 10
Один из Соловецких узников, священник Лавровский, следующим образом описывает условия монастырского заточения при архимандрите Досифее Немчинове, в начале 30-х годов: "тюрьма Соловецкая при архимандрите Досифее была, действительно, несносным игом. В каждом чулане, всегда почти запертом, трех аршин длины, в два аршина с двумя или тремя вершками ширины, находилось по два арестанта; между}^ двух коек был проход только для одного узника; рамы не имели форточек, отчего воздух стеснительный делался удушающим, и одно милосердие Божие спасало страдальцев. Для естественной нужды не дозволялось выходить в нужное место, куда однажды только в сутки выносили арестанты из чуланов свои судна ("параши") для очищения. Пища давалась убогая; арестанты восхищались от радости, когда им изредка приносим был мягкий хлеб. В продолжительные зимние ночи узникам не дозволялось при огне и поужинать; посему, держа только пред лицом ложку, ощупью употребляли они пищу. Но всех прискорбий тогдашнего содержания и объявить не можно". [16]
16
Там же, стр 64.
Стоит только на минуту остановиться и вникнуть в это краткое и безыскусственное описание, чтобы представить себе то поистине ужасное существование, то мучительство, на которое обрекались в 30-ые годы несчастные арестанты монастырского острога. Между тем, именно, в 30-ые-то годы ссылка в монастырские тюрьмы была особенно в ходу. Вообще император Николай Павлович был большой сторонник этой меры, и она, действительно, очень широко применялась в течение всего его царствования. Он ссылал в монастыри не только религиозных преступников, но и политических; так, между прочим, при нем были сосланы в Соловки в 1828 году студенты Московского университета Николай Попов и Михаил Критский, как "изобличенные в соучастии в злоумышленном обществе" (по делу декабристов). Значительно позднее, а именно
Ссылка в Соловки одно время угрожала даже нашему великому поэту А. С. Пушкину. Его известная "Ода вольности" и тот факт, что Пушкин открыто показывал своим соседям в театре портрет Лувеля, убийцы герцога Беррийского, вызвали против него преследования администрации. Пушкину грозило предание суду и ссылка в Соловецкий монастырь или в Сибирь. Благодаря энергичным хлопотам его друзей, страшная опасность, угрожавшая поэту, к великому счастью России — миновала, и вместо Соловок он попал в Екатеринослав.
А. С. Пушкин был не единственным представителем литературы, которому угрожало заточение в монастыре. Значительно позднее, а именно в начале 60-х годов, к ссылке в Соловецкий монастырь был приговорен известный; писатель Аф. Прок. Щапов за устройство им панихиды по Петрове, вызвавшем крестьянские волнения в селе Бездне, Казанской губернии. Биограф Щапова, профессор Н. Я. Аристов сообщает, что "когда кончилось следствие над студентами Казанской духовной академии (принимавшими участие в панихиде) и многим из них было определено наказание, тогда Св. Синод приговорил и Щапова, как принадлежащего к духовному ведомству и виновника панихиды, сослать в Соловецкий монастырь на смирение. [17]
17
Н. Я. Аристов: "Афанасий Прок. Щапов", Спб. 1883 г. стр. 73
По словам Аристова, "пришлось много хлопотать, чтобы синодское определение не приводилось в исполнение, а Щапову оно доставило сильные неприятности, и он сгоряча совсем было написал и подал прошение, чтобы его сослали лучше в Сибирь, а не в заточение на Соловецком "отоке окиана-моря". Некоторые из высокопоставленных лиц приняли участие в Щапове и доказали, что он, как прощенный государем императором, уже не подлежит суду духовного начальства". [18]
Но если Щапову, благодаря ходатайствам влиятельных лиц, удалось избежать Соловецкой тюрьмы, то другой наиболее активный участник этой истории, священник Яхонтов, совершавший панихиду по Антоне Петрове, жестоко поплатился за это: по решению Св. Синода он был сослан в Соловецкий монастырь. Ссылка эта отразилась на нем крайне печально: Яхонтов заболел психическим расстройством. Впоследствии, оправившись от болезни, он поступил в монахи Соловецкого монастыря, а затем был послан в Сибирь в качестве миссионера.
18
Там же.
Инструкции 20-х и 30-х годов, определявшие условия содержания в монастырской тюрьме и порядок надзора за арестантами, отличаются большою строгостью. В случаях более важных составлялись даже две инструкции: одна — гражданским начальством, Министерством Внутренних Дел, другая — духовным ведомством. При ссылке, например, в 1820 году в Суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь основателя скопческой секты, знаменитого Кондратия Селиванова, кроме инструкции, данной архимандриту этого монастыря министром внутренних дел графом В. П. Кочубеем, была прислана еще особая инструкция, не только составленная лично Михаилом, митрополитом Новгородским и С.-Петербургским, но и им собственноручно переписанная.
Эти инструкции, главным образом, настаивали на соблюдении следующих четырех пунктов:
1) чтобы арестант ни с кем не имел никаких сношений, кроме тех лиц, коих из числа монашествующих архимандрит назначит для увещания его и спасительной для него беседы;
2) чтобы не было доставляемо к нему ни писем, ни посылок, ни подаяний; он должен быть удален от всякого сношения с людьми посторонними;
3) что бы всемерно сокрыто было и нахождение его монастыре, и, наконец, в
4) чтобы вся переписка по этому делу сохранялась в строгой тайне.