Монгол
Шрифт:
Темуджин что-то выкрикнул и кинулся на Бектора. Он сильно ударил Шепе по рукам, и тот упал у его ног. Кто-то оттащил почти потерявшего сознание юношу от костра. Все кругом замолчали. Есугей строго уставился на сыновей. Позади столпившихся у костра мужчин появились женщины и дети, глаза их были широко раскрыты, а на лицах отпечаталось крайнее удивление. Среди них оказалась Оэлун, рядом стояла мать Бектора. Они, ненавидевшие друг друга, неотрывно смотрели на двух молодых людей, застывших подобно раскрашенным статуям варваров. Юноши слегка наклонились вперед, зубы их сверкали, а ноздри раздувались, пальцы были судорожно сжаты. Женщины, затаив дыхание, молились каждая за своего сына, каждая просила своего духа, чтобы тот помог ее сыну. Никто не заметил, как
Глаза противников встретились: одни от гнева казались еще чернее обычного, другие — серые — были расширены от ярости. Оба юноши ощущали горячее дыхание друг друга. В свете костра они напоминали сильных хищников, готовых к схватке. Искаженное темное лицо Бектора подергивалось от ненависти и возмущения. Казалось, по нему пробегали глубокие полночные тени. Губы, растянувшиеся в злобной улыбке, обнажили сверкающие зубы, и казалось, вот-вот из них раздастся грозный рык.
Лицо Темуджина своим цветом напоминало китайский свинец, а глаза были подобны серебру, на поверхности которого отражались сияющие молнии. Кюрелен даже загляделся на юношу, который являл собой образец примитивной красоты. Оба юноши были высокого роста, хотя Бектор был массивнее Темуджина, который, в свою очередь, был более ловок. Чувствовалось, что их ненависть друг к другу подобна той, что бывает между животными, она свободна от хитростей и предательства. Они стояли молча, каждый ожидал первого движения противника.
Все вокруг замолкли. Воины от напряжения нахмурили брови, с нетерпением ожидая начала схватки, лишь из глоток вырывалось горячее дыхание, да костер оглушительно потрескивал в наступившей тишине. Вскоре Кюрелену стало ясно, что Бектор не нанесет удар первым.
Вдруг, как распрямившаяся пружина, Темуджин кинулся на противника. Он схватил его за талию и попытался свалить в огонь. В тот момент его охватила бешеная черная ярость. Он совсем позабыл о Шепе Нойоне. Долгие годы в нем копилась эта ненависть, она, подобно гнезду диких ос, росла в его сердце, отравляла ядом мозг. В нем проснулась жажда убивать и подняла его на крыльях злобы.
После первой попытки юноши замерли и стояли, крепко упершись ногами в землю. На теле буграми вздулись мускулы. Лица их были так близки, что можно было видеть, как расширяются темные зрачки в сверкающей радужке, вдыхать горячее дыхание врага. Противникам казалось, что в мире нет ничего важнее их схватки и что во всей Вселенной остались только они вдвоем. Они позабыли, где находятся и кто они такие, они воплощали силы природы во всеобщем хаосе. Их объединило одно желание, одна страсть — убивать. Силы их были равны, и юноши стояли, не двигаясь, и ждали, кто начнет бой. Их поза никого не обманывала: всем была известна подоплека этой схватки. Лица юношей побагровели от напряжения, и выступили темные вены на шее и на лбу. Огонек в глазах превратился в пламя, ногти побелели, как мел, а мускулы ног напряглись до предела.
Внезапно воины разразились криками. Темуджин ударил ногой по бедру Бектора. Очень медленно Бектор стал гнуться назад, а вместе с ним клонился вперед Темуджин. Позвоночник Бектора начал опасно похрустывать. Братья все так же не отводили друг от друга взглядов, но на устах Темуджина появилась волчья усмешка.
Через миг Бектор со стоном упал, в руках брата его тело осело, и на губах появилась белая пена, глаза закатились и стали видны белки в красных прожилках. Глаза застыли, как у мертвеца, но Темуджин продолжал сгибать обмякшее тело назад. Еще мгновение — и хребет будет сломан, но тут неожиданно раздался пронзительный тонкий выкрик. Мать Бектора пробилась через тесно стоявших воинов. Казалось, в нее вселилась нечеловеческая сила, женщина бросилась на Темуджина и вонзила острые зубы ему в шею, повисла на нем, как ласка висит на огромном волке. Теперь она не издавала ни звука, а лишь прокусывала шею все глубже и глубже. Ее голова оказалась совсем рядом с головой сына, которого от падения удерживали руки врага.
Темуджин
Он как пьяный мотал головой из стороны в сторону и покачивался. Женщина не отпускала его, будто вся ее жизненная сила перешла в желание не разжимать челюсти. Он пытался ее ударить, сжимал ей бока, царапал, у него уже перехватывало дыхание, но она его не отпускала.
Издалека до него доносились крики, а потом перед глазами стало темно. Ему показалось, что он скользит по склону темного холма в полную черноту, ощущал горение и сильную боль на шее, почему-то ему стало стыдно и неприятно. Затем вопли стали сильнее, в голове гулом отдавался резкий хохот, он открыл глаза.
Он лежал на спине, головой почти касаясь огня, но на него никто не обращал внимания. Воины выли от восторга, колотили друг друга со смехом по плечам и спинам, катались в пыли и с удовольствием наблюдали редкое зрелище, в котором принимали участие Оэлун и мать Бектора. Женщины бешено царапали друг друга, вырывали длинные пряди волос, вопили и катались в пыли у ног воинов. Потом они расходились в разные стороны и снова набрасывались друг на друга, обжигались о пламя костра, задевали ногами не успевших отойти подальше воинов, которые от хохота уже не могли подняться с земли и рыдали от смеха. Женщины рвали друг на друге одежду и вскоре оказались почти голыми. Из клубка катающихся тел по временам показывалась обнаженная нога или голая грудь, ляжки или весь торс. Женщины рычали, подобно злобным медведицам, вонзали крепкие зубы в плечо, горло или руку противницы. Оэлун пыталась встать на колени, продолжая наносить удары и царапать караитку, но потом та подмяла ее под себя.
Лица их были искажены, по ним струйками текла кровь, и они совсем не напоминали лиц нормальных женщин.
Вскоре тела женщин, боровшихся в пыли и грязи, прикрывали только длинные взлохмаченные волосы. Руки и ноги женщин переплелись, а из пересохших глоток вырывалось хрипящее дыхание. Казалось, обе они потеряли рассудок. Воины без сил валились на землю, вместо хохота у них из глоток вырывались прерывистые стоны и кашель.
Темуджин с трудом сел и потряс головой, пытаясь прийти в себя. Бектора кто-то оттащил в сторону. Неожиданно Темуджин увидел обнаженное тело матери, покрытое синяками, кровавыми ссадинами, ее лицо, опухшее и обезображенное, от увиденного ему стало так стыдно, что он вдруг разрыдался. Почти в тот же миг он услышал громкие крики и увидел отца: Есугей размахивал кнутом, которым укрощали взбесившихся верблюдов. Он стоял над телами продолжавших драться женщин и бил их изо всей силы, не разбирая, куда попадет удар кнута. На обнаженных телах женщин мгновенно вскипали глубокие кровавые следы. Иногда кнут захватывал длинные пряди волос, и Есугей без жалости вырывал их, оставляя красные раны на голове. Женщины, наконец откатились в разные стороны, пытаясь прикрыться руками и подбирая под себя ноги. Противницы скрестили руки над нежной плотью грудей и вдавили головы в плечи. Ягодицы резко вздрагивали под обжигающими ударами кнута. Темуджин зажмурился, по лицу его катились слезы.
Он почувствовал, что его оттаскивают от костра. Очнулся он в юрте Кюрелена. Калека все еще не пришел в себя после жуткого хохота. Джамуха с бледным лицом, на котором застыло выражение отвращения, осторожно обмывал лицо друга холодной водой и оттирал сгустки крови на шее.
— Тебя покусала волчица, — тихо заметил он.
Темуджин сказал с возмущением о позоре матери, но Кюрелен продолжал посмеиваться и покачал головой:
— Никогда не жалей о том, над чем можно посмеяться.