Монгол
Шрифт:
Поднявшись, Темуджин решительным шагом направился в юрту своих сводных братьев, Бектора и Бельгютея. Они уже спали, но Темуджин громко стучал и разбудил их. Бельгютей разворошил притухший огонь и в слабом алом свете жаровни дружелюбно взглянул на Темуджина. Бектор сидел на куче мехов и мрачно ждал, что скажет Темуджин, который медленно переводил с одного юноши на другого сверкающий взгляд.
— Мы с вами братья, — тихо сказал он. — Я ваш старший брат и хан, и я требую от вас верности. Если я проиграю, вы проиграете вместе со мной. Вы поклянетесь мне в верности не из-за нашей общей крови или потому что я требую от вас любви. Нет, вы это сделаете исходя из собственной
— Я не предатель, — громко и зло заметил Бектор.
— Ты всегда пользовался моей верностью… и любовью, — тихо добавил Бельгютей. Он постарался, чтобы в его голосе звучали нотки обожания, а глаза сверкали братской любовью.
Темуджин помолчал, продолжая смотреть на братьев, но про себя подумал: «Бектор меня ненавидит, но не предаст. Но из-за его ненависти его всегда станут использовать мои враги. Он не очень умен и не умеет красиво говорить. Бельгютей пойдет за мной до тех пор, пока будет уверен, что за мной — победа. Он не так опасен, как Бектор, но он не верит словам, потому что сам понимает, как мало они на самом деле значат».
«Бектор должен будет умереть», — в этот момент решил Темуджин, и это решение его ничуть не взволновало. Его положение оставалось крайне сложным, и он ни тогда, ни позже не поддавался сентиментальным доводам или родственным чувствам.
— Я никогда не проиграю, — вслух сказал он, обращаясь к Бельгютею, и, легко спрыгнув с настила, отправился к матери.
Оэлун ласково смотрела на него, понимая, как сильно сын на нее злился. Взглянув ему прямо в лицо, она не произнесла ни слова, поняв, что перед ней уже не робкий юнец, а сильный мужчина. Сын наклонился к матери и поцеловал ее в лоб.
— Благодарю тебя, мать. Ты очень храбрая женщина, и я всегда стану обращаться к тебе за советом. Ты можешь распоряжаться моими юртами. Завтра я привезу сюда мою жену, и ты ей скажешь все, что необходимо знать моей супруге и будущей матери моих детей.
Словами сына Оэлун была очень тронута, радовалась им и испытывала к нему уважение.
— Мне давно известно, что тебя ждут великие свершения и ты всегда будешь повелевать другими людьми. Тебе предстоит пройти длинную и трудную дорогу, но ты отправишься по ней, ничего не боясь, и придешь к славе и власти. Ты никого, кроме себя, не должен опасаться. Помни: человек не всегда бывает рабом других людей, он больше всего страдает от собственной совести и ощущения, что он не достоин чего-то ценного. Поверь мне, что ты выше других людей и станешь знаменит.
— Я всегда так думал, — ответил ей Темуджин, в тот момент он действительно так думал.
Затем Темуджин отправился к Кокчу. Тот был занят тем, что готовил какое-то снадобье. Шаман весьма церемонно встретил гостя, от которого не ускользнули его насмешка и снисхождение, и он злобно уставился в глаза Кокчу:
— Мне известно, что ты мошенник и предатель. Ты понимаешь, почему я говорю с тобой откровенно — у меня нет времени для лести. Ты всегда отдавал предпочтение Бектору. Он тебя слушает, а я — нет. Ты задумал с его помощью повергнуть меня в прах, потому что ты меня ненавидишь. Тебе нравятся люди, похожие на тебя самого, но я вижу, что в глубине сердца ты их ненавидишь! Ты плетешь заговоры, уподобляясь всем другим священникам. Но я говорю, что нуждаюсь в тебе, потому что ты много знаешь и ты — умный человек. Служи мне честно, и настанет день, когда ты провозгласишь меня ханом ханов. Попробуй мне изменить, и я разрежу тебя на кусочки. Ты меня понял?
Кокчу прищурился, губы его посерели. Он внимательно смотрел
Думая так, он посмотрел на Темуджина и испытал странное волнение. Возможно, перед ним стоит глупый хвастливый юноша… «Поживем, увидим… — решил шаман. — Теперь все зависит от того, что важнее для меня — желание власти или жажда мести».
Пытаясь изобразить на лице искреннюю любовь и уважение, он вслух произнес:
— Темуджин, ты сказал мне грубые слова, но я должен прощать, давать умные советы и оставаться верным моему хану. Будем надеяться, что в будущем мы станем лучше понимать друг друга и пройдем отведенный нам судьбой путь вместе. Твои угрозы печалят меня, но я понимаю, как ты еще молод и не имеешь нужного опыта, поэтому я тебя ни в чем не виню.
В юрте царила тишина. Каждый ждал, когда другой отведет взгляд. Потом Темуджин словно начал оттаивать и улыбнулся. Но это была невеселая улыбка. Он коснулся рукой плеча шамана.
— Тебе, Кокчу, всего лишь нужно выполнить то, что ты сейчас говорил, это все, чего я от тебя прошу, — сказав это, он покинул шамана.
Кокчу долгое время после его ухода не двигался и о чем-то думал, на его темном умном лице можно было прочитать многое. Наконец он рассмеялся. «Я должен помнить, что месть принесет мне меньше выгоды… Но мы еще посмотрим… Неужели ему подсказал эти слова Кюрелен? — подумал он через мгновение. — Если это так, то я знаю, что мне делать. Если нет, то мне придется еще раз обдумать свои действия».
На следующий день Темуджин созвал всех своих людей. Он стоял перед ними полный решительности, лицо его было жестоким, и он казался старше своих лет.
— Наше положение ужасно, — сказал он. — Но мне ничто не грозит, но если же вы меня предадите, мы все погибнем. Следуйте за мной, и нам никто не сможет сопротивляться. Запомните: я никогда не бросаю слов на ветер!
Кюрелен изумленно подумал: «Он же сам в это верит!»
Глава 18
Вскоре Темуджин отправился за своей невестой.
Дай Сечен, когда услышал, что случилось в орде Есугея, захотел изменить свое решение: пусть, мол, Темуджин соберет свою орду, станет сильнее, а потом женится. Ему не стоит везти молодую жену в бедную орду, где ее ждут испуганные голодающие люди. Однако когда Темуджин в ярости взглянул на него, старик, вблизи увидев его глаза, замолчал и, недолго думая, промолвил:
— Я не верил, что ты останешься в живых.
Он устроил великолепный свадебный пир. Собрались все молодые воины, одетые в бараньи тулупчики с ярко раскрашенными лакированными нагрудниками поверх свободных, богато расшитых кожаных курток красного и коричневого цветов. За плечами у них виднелись пики, а в колчанах торчали острые стрелы. Загорелые лица покрывал толстый слой жира, защищавший их от кусающих и ранящих ветров Гоби. Женщины надели нарядные шерстяные халаты и хвастались ожерельями и браслетами. Для пира закололи самых жирных овец и лошадей, и орду окутали запахи жарящегося мяса. Воины сложили оружие перед юртами в знак дружбы и сидели по правую руку от старейшин. Выпивка лилась рекой. Перед тем, как выпить свою чашу, каждый воин несколько капель напитка выплескивал в юрте на все четыре стороны светы, отдавая дань духам. Старики с хурами пели о героях, выводили громкими голосами свадебные песни, переходя от одного костра к другому, ели, от души пили и отправлялись к следующему костру.