Монгол

Тейлор Колдуэлл

Казалось, в комнате собрано огромное количество драгоценностей, ярких и многоцветных, взгляд выделял сочные оттенки эмали, блеск изразцов и изысканные узоры ковров.

Занавеси были настолько искусно задрапированы, что из комнаты, как картину в роскошной раме, можно было видеть яркие краски садов, деревьев, неба и бассейнов, расположенных снаружи. На одном из табуретов стоял улыбающийся Будда из розового нефрита, и из его губ тонкой струйкой вился дымок благовоний.

Темуджин заморгал, увидев яркие, сочные и разнообразные цвета. Блеск, сверкание и сияние безделушек его ослепляли. Оглядевшись,

он заметил, что на широком диване полулежали два человека: молодой человек с длинным и хитрым лицом и женщина, закутанная в вуаль. Темуджин ее сразу узнал. Это была женщина на носилках с алыми занавесками, которая пыталась с ним заигрывать на улице. Он, позабыв о существовании мужчины, заулыбался женщине, которая скромно склонила голову, хотела встать и убежать, но молодой человек легко коснулся узкой рукой ее плеча, и она осталась на месте. Молодой человек, спокойно разглядывая Темуджина, жестом указал гостю на близстоящий диван.

— Приветствую тебя, — сказал он низким нежные голосом, в котором можно было различить иголки иронии. — Мне приятно приветствовать тебя в доме моего отца. Он пока занят… Он уже старый человек и сильно утомился после долгой аудиенции с посланцами калифа Бухары.

Темуджин сел — движения его были гибкими, кошачьими — и открыто уставился на Талифа. Молодые люди разглядывали друг друга, молча и слегка ухмыляясь. Один из них был элегантным поэтом-горожанином, а другой — живой и сильный варвар из жаркой пустыни.

Темуджин подумал: «Он говорит, как мужчина, а душа у него — женская, и это самое опасное сочетание!»

А Талиф решил: «У него зеленые змеиные глаза, а тело — персидского шаха. Аллах! Милостивый Аллах! Как же от него воняет!!!»

Однако они понравились друг другу.

Темуджин сказал:

— Я от души надеюсь, что хан вскоре сможет со мной повидаться, потому что я с нетерпением жду встречи с названым отцом.

Талиф ответил так, как и положено говорить верному сыну:

— Он сильно устает, разговаривая и делая много добра для других людей!

Молодые люди широко улыбались, оба они прекрасно понимали хитрости противника.

Все это время женщина, сидевшая рядом с Талифом, исподтишка поглядывала на Темуджина. Если он внезапно бросал на нее взгляд, ее ресницы трепетали, и она розовела, будто он касался ее. Через прозрачную вуаль было видно, что она полуоткрыла розовые губки и как заметно белела влажная полоска мелких зубов.

Талиф негромко хлопнул в ладоши, и вошла служанка, принеся с собой серебряное ведерко с холодной водой. В ведре стоял кувшин с пряным вином. Молодые люди медленно выпили вкусное вино. Женщина в вуали взяла большой веер из белых страусовых перьев, медленно и плавно начала обмахивать Талифа, держа веер в пухлой ручке, украшенной множеством перстней. Временами перья загораживали ее лицо, и она сквозь пух кидала на Темуджина зазывные пылкие взгляды, и тот начал нахально на нее глазеть.

Талиф отставил в сторону чашу и улыбнулся гостю.

— Я наслышан о твоей смелости и мудрости. Я — всего лишь поэт, и мне мало что известно о военной службе. Но мне всегда приятно слушать разные истории. Тебя хвалят за уменье управлять войсками, и ты заставляешь воинов бесстрашно сражаться.

Все радуются твоим успехам. Может, ты мне расскажешь, как тебе удалось достигнуть много за столь короткое время?

Темуджин усмехнулся, глаза у него стали наивными и цветом напоминали бирюзу.

— Я прежде всего считаю всех глупцами, — ответил Темуджин, и его хриплый громкий голос отличался от нежного женственного голоса Талифа.

Талифу показалось это забавным, и он посмотрел с восхищением на Темуджина, а тому стало ясно, что сын Тогрул-хана притворяется.

— Но разве тебе не приходилось встречаться с умными людьми?

— Конечно, я встречал таких людей, но они, как правило, становятся лидерами, и мне приходится с ними работать. Так бывает, когда они мне могут пригодиться, и тогда я не выступаю против них. Но я всегда помню о глупости людей — все они глупы по-разному, — и поэтому мне не приходится пересматривать свое мнение о них, и я слишком редко ошибаюсь.

Талиф вздохнул.

— Мне хотелось бы поспорить с тобой, но опыт подсказывает, что ты прав. Мой отец временами ведет себя не очень мудро… Иногда он ошибается, считая, что его противник такой же умный, как он сам.

Он насмешливо взглянул на Темуджина. Тот улыбнулся, и его зубы сверкнули в разноцветном полумраке огромной комнаты. После этого длинное темное лицо Талифа тоже осветила улыбка. Он попытался ее притушить и прикусил губы. Молодые люди посмотрели друг на друга и дружно захохотали. Они прекрасно понимали друг друга. Они выпили еще вина.

— Люди, подобные тебе, всегда к чему-то стремятся, и они не останавливаются ни перед чем. К чему стремишься ты? — спросил Талиф.

Темуджин сделал вид, что страшно поразился.

— Я? Мне больше всего по душе покой и порядок, и я — сын и слуга твоего отца. Я живу, чтобы ему служить.

Талиф скривил губы и насмешливо покачал головой:

— О! Я думал, мы понимаем друг друга. Я считал, что ты будешь со мной честным.

Темуджин наклонил голову, прищурил глаза и продолжал улыбаться, а потом промолвил:

— Я всего лишь воин, мой господин, а воины, как правило, преданные люди, к тому же глупые.

Талиф был вне себя от восторга. Среди своих друзей он мог встретить развращенных умников, притворявшихся разочарованными циниками. А в Темуджине он нашел действительно умного человека, на что, кстати, не надеялся. Темуджин обладал настоящей иронией, которая основывалась на реальности и понимании существующей обстановки.

— Ну конечно! Ты же воин! И ты предан тем, кто… тебя нанимает. Ты — потрясающий человек! Ты верно служишь своим хозяевам. И эта верность идет от души, а не потому что тебе за это платят.

Темуджин усмехнулся.

— Ты говоришь так, будто верность воина тому, кто ему платит, — есть нечто, чего следует стыдиться. Я так не считаю. Я уверен, что это показывает превосходство воинов перед другими людьми. Верность, основанная на любви, — глупость, потому что построена на том, чего вообще не существует. Золото и серебро всегда были и будут первой и последней причиной верности. Золото — это то, в чем человек может быть уверен.

Талиф насмешливо хмыкнул:

— Ты и в самом деле веришь в превосходство военных?