Монгол
Шрифт:
Темуджин выхватил ребенка из рук служанки и с восхищением уставился на него. Малыш прекратил вопли и жалко заскулил. Он ничего не соображал и не видел, словно новорожденный котенок, но Темуджин был уверен, что он его узнал.
— Как мы назовем моего сына? — воскликнул Темуджин.
Служанки обменялись знающими взглядами и промолчали, а Борте довольно улыбалась. Неожиданно заговорила Оэлун, стоявшая за спиной сына. Все вздрогнули от ее решительного голоса. Никто не видел, как она очутилась в юрте.
— Назови его Джучи! — воскликнула мать.
Джучи—
Все уставились на Оэлун, которая казалась удивительно высокой и гневной. Ее лицо побелело от возмущения и презрения, а глаза сверкали. Борте приглушенно заскулила и отвернулась к стене. Служанки опустили головы. Новорожденный извивался в руках Темуджина, а тот не сводил пристального взгляда с матери, светильник освещал его глаза, зеленые, как сочная трава.
— Пусть он будет Джучи, — ответил тихим голосом Темуджин.
Он положил младенца рядом с Борте, та, словно защищая сына, обняла его. Оэлун прерывисто дышала и, казалось, находила в этой сцене крайнее удовольствие. Она отошла в сторону, и на ее лице мелькнула злобная усмешка. Темуджин коснулся губами влажного выпуклого лба Борте, к которому, как у младенца, прилипли темные волосы.
— Жена моя, хорошо ухаживай за моим сыном, — произнес он и, не взглянув на мать, покинул юрту.
Служанки снова захлопотали вокруг роженицы и ее дитя. Оэлун стояла в стороне. Она прижала руки к груди, чтобы облегчить страшную боль. Глаза ее потемнели, и все краски жизни оставили лицо, оно было холодным и белым. Она подождала, пока женщины не покинули юрту, а потом приблизилась к ложу Борте. Мать и жена Темуджина долго безмолвно смотрели друг на друга. Борте слегка улыбалась. Ей удалось победить властную Оэлун. В ее улыбке можно было различить нечто неприятное и властное. Оэлун и не думала улыбаться, и ее потрескавшиеся губы были бледны. Она взяла на руки ребенка и стала внимательно его разглядывать, и в ее взгляде мелькнула грусть.
— Мой внук — красивый мальчик, — сказала Оэлун.
Борте не могла радоваться горькому признанию вины со стороны гордой Оэлун.
Когда Темуджин возвращался от Борте, он сразу увидел шумящих у его юрты гонцов и прибывший вместе с ними табун из трех сотен коней.
Воины, женщины и дети, пастухи и подпаски выбегали из юрт и громко восхищались подарками и радовались прибытию гонцов. Подарок действительно был великолепный. Темуджин, увидев серебряную корзину, полную монет, завопил от радости. Он приказал, чтобы к нему срочно явился Джамуха, и отправился в свою юрту, разворачивая по пути послание Тогрул-хана.
К этому времени солнце превратилось в огненный шар на светло-синем небе. Кругом пылали костры. Наступили холода, и нужно было кочевать на зимние пастбища. Над закругленными крышами темных юрт стелился низкий дым, плотный, как облако.
Сдержанный и спокойный Джамуха явился незамедлительно. Темуджин, громко чавкая, завтракал и жестом пригласил Джамуху
Передав пергамент Джамухе, Темуджин нетерпеливо ждал, когда тот начнет читать.
А Джамуха, проскользив взглядом по пергаменту, как-то странно взглянул на Темуджина, а потом неожиданно произнес:
— Мне сказали, что у тебя родился сын.
Темуджин вздрогнул. Он, кажется, уже позабыл об этом событии и смущенно улыбнулся.
— Да, да! — торопливо промолвил он и, чтобы скрыть смущение, показал на пергамент рукой, в которой был зажат огромный кус баранины, и приказал: — Читай!
— Позволь мне тебя поздравить, — сказал Джамуха.
— Что? — удивленно уставился на друга Темуджин.
Мгновение он думал о том, какие же поразительные новости содержались в послании, если даже сдержанный Джамуха счел нужным его поздравить, лицо его засияло, но потом он понял, что друг поздравлял его с рождением сына. Темуджин покраснел и громко расхохотался.
— Он — хороший мальчишка. — И снова захохотал.
Джамуха волновался за Темуджина, а сейчас облегченно рассмеялся. Они оба хохотали, как хохочут друзья, хорошо понимающие друг друга.
— Я его назвал Джучи,Человек, за Которым Тенью Следуют Сомнения, — сказал Темуджин.
Джамуха стал серьезным, а потом широко ухмыльнулся и подумал, что совершенно не понимает Темуджина, и от этой мысли у него стало грустно на душе.
— Читай же послание! — воскликнул Темуджин. — А то я лопну от любопытства!
Джамуха начал читать ровным невыразительным голосом.
«Приветствую моего любимого сына Темуджина!
Тебе удалось многого достигнуть, и сердце твоего названого отца быстрее бьется от радости и гордости за тебя. Я хорошо о тебе думаю, но старому сердцу всегда приятно, когда оно не ошибается в высокой оценке своих детей.
Подарки, которые я тебе посылаю, — мелочь, по сравнению с достигнутым тобою. Следует сразу же проложить новые караванные пути… Я знаю, что ты их станешь также тщательно охранять».
Темуджин, продолжая энергично жевать, кивнул, а потом невнятно промолвил:
— Старая задница! Когда мужчина не может наслаждаться мягким шелковым женским телом, он пытается найти радость, копя золото! Пусть он его получит!
Джамуха недовольно нахмурился, но продолжил чтение ровным голосом:
«В каждом городе, на любом базаре или доме менялы слава Темуджина известна и почитаема, как аромат благовоний».
— Ха! — фыркнул Темуджин и громко выплюнул кость. — Ничего себе слава! Ее будет воспевать хриплым тонким голосом евнух! — Он подхватил еще один кусок жирного мяса и потряс им перед лицом Джамухи. — Ты знаешь, о чем я думаю? Я считаю, что когда-нибудь мне стоит от души вздуть этих купчишек!