Монгол

Тейлор Колдуэлл

Казалось, евнухи вглядывались куда-то вдаль и совершенно не замечали Темуджина и его спутников, но он был уверен, что эти евнухи обладали удивительной способностью подглядывать и подслушивать.

И вот позади остались приглушенные голоса и смех женщин, управляющий остановился перед огромной аркой, откинул толстые шелковые занавеси с золотыми кистями, и Темуджин со спутниками очутились в красивой прохладной комнате с белыми стенами и полом, уставленными мягкими диванами и китайскими столиками. На стенах на небольшом расстоянии друг от друга красовались панели из расшитого алого шелка, а на полу лежали

красочные пушистые небольшие коврики. Дальние арки открывали вид на сады, сверкающие на солнце изумрудной зеленью. Гостям были готовы служить трое слуг в алых шароварах и вышитых синих безрукавках.

Темуджин с громким возгласом удовольствия сорвал с головы шапку и швырнул ее на стол, а потом повалился на мягкий диван и вытянул ноги в грубых пропотевших и пропыленных сапогах из сыромятной кожи. Шепе Нойон уселся на другой диван и начал копаться в содержимом шкатулки для сладостей. Касар осторожно опустился на кучу шелковых мягких подушек. Слуги уже ставили на стол украшенные эмалью чаши с мясом, фруктами и мягчайшим белым хлебом. Они принесли чаши с водой и белые мягкие полотенца. Вода чудесно пахла — в ней плавали лепестки розы.

На столах уже стояли серебряные и хрустальные графины с вином.

Темуджин сел, почесывая голову, затем помыл руки, вытер их мягкой тканью и насмешливо сжал губы.

— Что за роскошь! — громко воскликнул он. — Нет ничего удивительного, что все горожане такие слабые!

Шепе Нойон высоко поднял брови, понимая, что таким образом Темуджин пытается произвести впечатление на слуг. Те не поднимали глаз, и по спокойному выражению лиц нельзя было догадаться, удалось ли Темуджину достичь желаемого результата.

У слуг легко дрожали ноздри, и все… Что касается Касара, он чувствовал себя ужасно, начал ворчать на слугу, предложившего ему чашу с водой, и резким жестом показал, чтобы тот его не тревожил. Шепе Нойон аккуратно вымыл руки и начал изящно прихлебывать вино из кубка и на его приятном молодом лице появлялись и пропадали ямочки.

— Я рожден для этой роскоши, — заметил он, протягивая слуге хрустальный кубок, чтобы тот его снова наполнил. — Я очень надеюсь, что тебе, батыр, удастся создать для нас подобные условия жизни.

Темуджин возмущенно заорал:

— Мне никогда не нравилась бабья роскошь.

Шепе внимательно взглянул на него и понял, что Темуджин высказал сущую правду.

— Мне дороже пустыня и постоянно дующие там ветра. Здесь каждый мужчина — евнух телом или душой. Но я обещаю, если ты, Шепе, хочешь, у тебя будут такие же дорогие и бесполезные вещи. Но, по правде сказать, мне непонятно твое желание. — Он расхохотался.

— А мне все это нравится, я предпочитаю лежать на мягкой кушетке, а не на земле, застеленной твердым войлоком. Я предпочитаю пить хорошее душистое вино, а не кумыс. Моему брюху приятно поглощать мягкий белый хлеб, а не черствые лепешки из грубо раздробленного проса. А еще… мне было бы приятно, если бы моего тела касались шуршащие изысканные шелка, а не грубая шерсть. Мне хотелось бы лечь с чисто вымытой и надушенной женщиной вместо дурно пахнущей степной девкой с грубой кожей. Конечно, горожанки не так откровенны в проявлении любви, как об этом болтают, но им известно множество разных возбуждающих уловок.

Темуджин пожал плечами.

— Шепе, если бы я не

знал тебя так хорошо, то решил бы, что из тебя выйдет паршивый воин!

— Мой господин, — захохотал Шепе Нойон, — я не считаю, что человек будет плохим солдатом, если он предпочитает нюхать благовония, а не вдыхать откровенный смрад! Он может прекрасно сражаться, а после битвы отдохнуть под звуки чудесной музыки, и чтобы его ласкали нежные пальчики чистой и вкусно пахнущей женщины, а он в это время будет лежать на мягких шелковых подушках.

Касар больше не мог сдерживать свое раздражение.

— Я всегда буду любить открытые ветра, степные просторы, луну над головой и седло под головой! Ты меня слышишь?!

Темуджин расхаживал по комнате мягкой кошачьей походкой хищника. Тут он остановился рядом с братом и сильно хлопнул его рукой по плечу.

— Касар, брат, ты говоришь, как настоящий воин. Ты не то, что Шепе! — И он громко расхохотался.

Он снова развалился на кушетке и начал жадно есть. На высоком белом потолке отражались трепещущие тени деревьев, растущих снаружи. Волны музыки приплывали к ним на порывах легкого ветерка и издалека доносились взрывы женского смеха. Слуги бесшумно обслуживали гостей.

Занавески раздвинулись, появился евнух, он, низко кланяясь, обратился к Темуджину, который в этот момент громко причмокивал, попивая вино.

— Сын хана Талиф желает повидать вас, господин Темуджин, после того как вы отдохнете.

Темуджин сел на кушетку, вытирая губы о плечо, резко отбросил руку с полотенцем, которое осмелился ему вежливо предложить один из слуг.

— Ха! — сказал Темуджин, встал, потянулся, сильнее затянул пояс и пригладил непослушные рыжие волосы ладонями. Потом он взглянул на друзей и захохотал.

— Поешь, Шепе, а потом поспи. И ты тоже, Касар. А я иду к ханскому сынку.

Касар нахмурился и поднялся с подушек.

— Я пойду с тобой, батыр, чтобы защищать тебя. От этих горожан можно ожидать чего угодно.

Темуджин покачал головой:

— Нет, оставайся с Шепе и охраняй его, чтобы он не отправился на поиски какой-либо красотки и не нарушил доброе к нам отношение старика. Нет, Касар, я отправлюсь один, и не спорь со мной.

Глава 15

Он последовал за пышущим презрением евнухом, оставив в апартаментах возмущенного Касара, шел по петляющим коридорам, потом поднялись по широкой белой лестнице. Евнух остановился у огромной арки и откинул занавески.

Темуджин оказался в роскошных апартаментах, заполненных драгоценными изделиями китайских и персидских мастеров. В центре зала бил фонтан — из пасти зеленого, украшенного драгоценными камнями дракона лилась ароматная влага, рядом располагался отделанный мрамором бассейн, на поверхности воды плавали белые водяные лилии, словно вылепленные из алебастра. Стены зала были облицованы роскошными персидскими изразцами с забавными и неприличными изображениями, исполненными в ярких, сочных красках. Рисунки были одновременно изысканными и вызывающими смущение и интерес. Изваянный античным скульптором бронзовый конь, вставший на дыбы, стоял на мраморном пьедестале. На других подставках стояли статуэтки, изображавшие прежних правителей Персии, великолепно раскрашенные и покрытые глазурью.