Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV вв.

Рудаков Владимир Николаевич

Действительно, рассказы о поведении напавших на «Царьград» язычников-русских и наступающих на рязанские земли татар практически идентичны:

«почаша воевати Вифиньскиа страны, и воеваху по Понту до Ираклиа и до Фафлогоньски земли, и всю страну Никомидийскую попленивше, и Судъ весь пожьгоша; их же емше, овехъ растинаху, другая аки странь поставляюще и стреляху въ ня, изимахуть, опаки руце съвязывахуть, гвозди железныи посреди главы въбивахуть имъ. Много же святыхъ церквий огневи предаша, манастыре и села пожгоша, и именья немало от обою страну взяша…» [175]

175

ПВЛ. С. 22.

«безбожнии татарии… почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска, попленивше Рязань весь, и пожгоша, и князя их убиша. Их же емше, овы растинахуть, другыя же стрелами растреляху в ня, а инии опакы руце связывахуть. Много же святых церкви огневи предаша, и манастыре, и села пожгоша, именья не мало обою страну взяша…» [176]

По мнению А. Н. Веселовского, процитированный выше отрывок из летописной статьи 6449 (941) года отразил общий источник ПВЛ и Жития Василия Нового [177] .

Житие Василия Нового, так же как и «Откровение» Мефодия Патарского, было посвящено среди прочего и описанию картин «последних времен» и «принадлежало к числу весьма популярных памятников» эсхатологического характера [178] . Между тем, как показал С. Г. Вилинский, рассказ ПВЛ и Житие, вопреки предположению А. Н. Веселовского, не имели общего источника, наоборот, автор летописной статьи воспользовался одной из редакций Жития св. Василия. «Совпадение не буквальное, — писал исследователь, — но, заимствуя определенные места текста Жития, летописный рассказ повторяет эти отдельные места буквально» [179] . Указанная — хоть и опосредованная — близость рассказа Лавр. о татарах с описанием народов, появляющихся в «последние времена», позволяет сделать вывод о том, что ордынцы как раз и воспринимались летописцем как «нечистые человеки», приход которых олицетворял собой канун Страшного суда [180] .

176

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 460. «Это «обою страну», — пишет Д. С. Лихачев, — могло касаться только пролива Суд, его обеих сторон, но не Рязанской земли». См.: Лихачев Д. С. К истории сложения… С. 261.

177

Веселовский А. Н. Видение Василия Нового о походе русских на Византию в 941 г. // ЖМНП. Ч. 261. 1889. Январь. С. 80–92.

178

Вилинский С. Г. Житие св. Василия Нового в русской литературе. Ч. 1 // Записки историко-филологического факультета Новороссийского университета. Вып. 6. Одесса, 1911. С. 320.

179

По мнению исследователя, составитель рассказа ПВЛ воспользовался первой русской редакцией Жития. См.: Там же. С. 315.

180

Более подробно об интерпретации текста летописной 941 года и об общих чертах описания дружины Игоря в ПВЛ и монголо-татар в Лавр. см.: Данилевский И. Н Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). Курс лекций. М., 1998. С. 367–368.

Кроме того, эсхатологическая тема в рассказе Лавр. развивается за счет введения в текст повествования не соответствующей действительности, «нереальной» хронологической информации.

Этот прием, судя по всему, достаточно часто использовался средневековыми книжниками [181] . Время, будучи объективной категорией существования человечества в окружающем мире, в разные эпохи воспринималось по-разному [182] . В Средние века существовало особое отношение ко времени [183] : «Средневековье было безразлично ко времени в нашем, историческом его понимании, но оно имело свои специфические формы его переживания и осмысления» [184] . По мнению Жака Ле Гоффа, средневековая хронология «не определялась протяженностью времени, которое делится на равные отрезки и может быть точно измерено… Она имела знаковый характер… Средневековые люди доводили до крайности аллегорическое толкование содержавшихся в Библии более или менее символических дат и сроков творения» [185] . Таким образом, Средневековье «датировало события по другим правилам и с другими целями».

181

Примеры подобного использования хронологической информации см Приложение 1.

182

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 43 и далее.

183

Пронштейн А. П., Кияшко В. Я. Хронология. М., 1981. С. 24.

184

Гуревич А. Я. Представления о времени в средневековой Европе // История и психология: Сб. ст. М., 1971. С. 198. Ср.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 164–165.

185

Ле Гофф Ж. Цивилизация… С. 165–166.

Вероятно, лишь даты, знаменующие что-либо, могли привлечь внимание средневекового человека, и, наоборот, датировки определения места события во времени могли быть использованы, по всей видимости, во многом лишь по отношению к действительно значащим событиям. Тем более «в процессе художественного познания мира», где Средневековье вырабатывало «свои, автономные категории времени и пространства», которые, в свою очередь, обусловливались «скорее особыми художественными задачами, возникавшими перед писателями, поэтами, живописцами» [186] . Нашествие на Русь полчищ Батыя, несомненно, являлось «значащим» событием для летописца.

186

Гуревич А. Я. Представления о времени… С. 166; Он же. Категории… С. 52.

Как показал А. Ю. Бородихин, составитель рассказа Лавр. сознательно расширил датировку взятия татарами Владимира: вместо имевшегося в НПЛ хронологического указания «в пяток преже мясопустные недели» [187] он ввел в свой рассказ указание на то, что это событие произошло «в неделю мясопустную» [188] . В указанной подмене хронологических указаний, по мнению исследователя, проявился провиденциализм древнерусского книжника: «представление о Божьей каре, постигшей владимирскую Русь, могло оказать влияние и на выбор дня, в который свершилось «наказание»». Обратив внимание на то, что «неделя мясопустная имеет в православии еще название недели о Страшном суде» (курсив наш. — В. Р.), [189] А.

Ю. Бородихин посчитал «неслучайным стремление составителя Лавр. соединить в сознании читателей эти два события: Страшный суд и «наказание Божие» земле Русской нашествием татар» [190] .

187

НПЛ. С. 75.

188

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 462.

189

Бородихин А. Ю. Цикл повестей… Дис…. С. 78–79, 81–82.

190

Там же. С. 82.

Вместе с тем в оценки случившегося составитель Лавр. привнес и некоторые новые черты. В его рассказе татары выступают не просто слепыми орудиями Божьего гнева, каковыми они являются, скажем, в рассказе НПЛ, но и силой, обладающей некоторыми «самостоятельными» — всегда негативными — чертами. «Безбожные», «окаянные, злые кровопийцы», «поганые иноплеменники», «проклятые безбожники», «плотоядцы», «глухое царство оскверненное» — вот эпитеты, которыми награждает монголо-татар летописец.

Книжник не останавливается на простом «перечислении» негативных сторон «поганых». Он стремится хотя бы частично раскрыть, проиллюстрировать перечисленные им качества татар «примерами» их конкретных действий. Так, в ответ на дерзкие речи захваченного в плен Василька Константиновича «плотоядцы» — татары «въскрежташа зубы на нь, желающе насытитися крове его» [191] . Тем самым составитель рассказа как бы дает подтверждение «кровопийству» «безбожных». Неоднократно летописец указывает на то, что татары не просто побеждают русских, но и всюду сеют «зло», «яко же не было от крещенья, яко же бысть ныне» [192] , что эти «безбожнии со лживым миром живуще, велику пакость землям творять, еже и зде многа зла створиша» [193] .

191

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 466.

192

Там же. Стб. 462.

193

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 468.

Одна из важнейших оригинальных характеристик монголо-татар в рассказе Лавр. — это их борьба с православной верой. Так, при штурме Москвы татары убивают воеводу Филиппа Нянка «за правоверную христианскую веру» [194] . За нее же собираются постоять и оставленные во Владимире братья-князья Всеволод и Мстислав [195] . Великий князь Юрий Всеволодович, узнав о трагедии стольного Владимира и гибели своих родственников, горюет «по правоверней вере христианьстей» [196] . Схваченного в плен ростовского князя Василька Константиновича «проклятии безбожнии Татарове» безуспешно, но «много нудиша» быть в «обычае поганьском» и «воевати с ними», пытаясь, по словам князя, «отвести» его от христианской веры [197] и т. д. Важно и то, что мученическая гибель самого князя Василька сравнивается с гибелью апостола Андрея Первозванного, также принявшего смерть «за веру». [198] Представляется, что появление «антиправославия» как одной из характеристик «безбожных» следует относить к элементам более позднего восприятия монголо-татар: вероятно, приписываемое татарам «антиправославие» явилось результатом размышлений не столько современников описываемых событий, сколько его ближайшего потомка — составителя Повести, дошедшей в составе Лавр.

194

Там же. Стб. 461. По мнению Г. М. Прохорова, «это несомненная неправда: при взятии татарами с ходу города у воеводы этого города были все причины погибнуть, кроме одной — вероисповедной» (см.: Прохоров Г. М. Повесть о Батыевом нашествии… С. 88).

195

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 462.

196

Там же. Стб. 464.

197

Там же. Стб. 465.

198

Там же. Стб. 467.

Еще одна важная характеристика монголо-татар, судя по всему, также принадлежит перу составителя Лавр. Захватив в плен Василька Константиновича, татары пытаются заставить его перейти в «обычай поганьский» и «воевати (вместе) с ними». Однако, «не покорившись их беззаконию», князь, обращаясь к ордынцам, вопрошает их о том, каким образом те, совершив столь многочисленные злодеяния, собираются держать ответ перед Господом: «Богу же какъ ответъ дасте? ему же многы душа погубили есте бес правды, их же ради мучити вы имат Богъ въ бесконечныя векы, и стяжет бо Господь душе те, их же есть погубили». Таким образом, по мнению «блаженного мученика» князя Василька, татары должны нести ответственность перед Богом за совершенные преступления: по воле Господа они обязательно подвергнутся вечным мучениям за неправедно погубленные души, — считает князь.

Это, несомненно, новый аспект восприятия татар: под пером составителя Лавр. они из пассивного орудия Господнего гнева превращаются в субъектов, не только наделенных личными негативными качествами, но несущими ответственность перед Богом за совершенные злодейства.

Несмотря на то что сложный, составной характер рассказа Лавр. никогда не ставился исследователями под сомнение, отношение редактора-составителя к описываемым событиям чаще всего оценивалось ими как нечто единое, цельное, четко сформулированное. Однако переплетение (причем достаточно заметное — с явными следами «стыков») текстуальных отрывков вызывало и переплетение смысловых линий, наложение концептуальных подходов [199] .

199

Ср. мнение В. А. Кучкина относительно того, что у составителя рассказа не существовало «цельной антиордынской политической концепции» (курсив наш. — В. Р.) (см.: Кучкин В. А. Монголо-татарское иго… С. 49).