Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV вв.
Шрифт:
Часто повторяемый мотив «гибели за православную веру» находит параллель с более широкими представлениями автора о сущности происходящего. Дело в том что, помимо рассказа о нашествии как каре Господней, составитель Лавр. уделяет огромное внимание не менее важной для средневекового читателя проблеме спасения человека в условиях развернувшихся на его глазах «казней Божиих». В известном смысле поиск возможных путей решения данной проблемы и являлся одной из важнейших целей составителя повести.
Составитель рассказа о нашествии в редакции Лавр. дает свою собственную «концепцию» спасения. По мнению книжника, путь к спасению лежит через мученичество во имя веры, через жертвенность. Путь жертвенности избирают сыновья великого князя — Всеволод и Мстислав, безропотно подчиняющиеся воле Господней («яко Господеви годе быс, тако и быс»); этот же путь избирает растерзанный татарами Василько (о нем книжник сообщает, что князь «кровью мученической омывсься прегрешении своих» [210] ). О мученической гибели и жертвенности как способе спасения рассуждает летописец в своих «философских отступлениях». По его мнению, кара за грехи настолько тяжела, что уже одно это дает «гарантии» спасения, вечную жизнь людям: «се нам сущюю радость скорбь, да и не хотяще всякъ в будущий векъ обрящем милость. Душа бо сде казнима всяко в будущий суд милость обрящет и лгыню от мукы» [211] .
210
ПСРЛ.
211
ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 464.
Средневековый книжник был глубоко убежден в том, что «царство небесное», спасение человека на Страшном суде не просто так даруется человеку. «Богъ бо, — полагает он, — казнить напастми различными, да явяться яко злато искушено в горниле — христьяном бо многыми напастми внити в царство небесное», поскольку «аще бо не напасть, то не венець, аще не мука, ни дарове» [212] . По справедливому замечанию Я. С. Лурье, «едва ли можно говорить об «активной антитатарской тенденции» рассказа 1237–1240 гг.; основная его тема — отчаяние, «страх и трепет», покорность перед Божьими казнями и «напастями», дающими право «внити в царство небесное»» (курсив наш. — В. Я) [213] .
212
Там же. Стб. 468.
213
Лурье Я. С. Лаврентьевская летопись… С. 63. С мнением Я. С. Лурье согласен и А. Ю. Бородихин. Ср.: Бородихин А. Ю. Цикл повестей… Дис…. С. 80.
Таким образом, увиденный книжником путь спасения человека предполагал отказ от активного сопротивления «поганым»: спасение будет даровано тому, кто подвергнется «казням Божиим». Отсюда пассивное, в молитве, ожидание «казни» — вот идеал должного поведения христианина, в представлении составителя Лавр. версии повести о нашествии Батыя.
Восприятие монголо-татар и борьбы с ними в рассказе Ипат. существенным образом отличается от восприятия «поганых» в других ранних повестях о нашествии Батыя. Возможно, причиной иного отношения к татарам являлась та отличная от других регионов страны политическая ситуация, которая сложилась в Южной Руси в первые десятилетия после Батыева нашествия. По мнению исследователей, «в этом памятнике отразились антиордынские настроения Даниила Романовича и его окружения» [214] . Помещенные в Ипат. «известия о татарском нашествии составлялись в то время, когда Даниил Романович не потерял надежды на создание союза западноевропейских государей для отпора монголо-татарам», а летопись, таким образом, «идеологическими средствами подготавливала читателя к грядущему отпору поработителям» [215] .
214
См., напр.: Романов В. К. Статья 1224 г…. С. 102.
215
Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль… С. 302–303.
Используемые автором Ипат. версии Повести эпитеты в отношении татар мало чем отличаются от эпитетов, коими награждают захватчиков составители НПЛ и Лавр. версий. Татары — это в первую очередь «безбожныи Измаилтяне», «безбожныы Агаряне», «иноплеменьныхъ языкъ»; они — «беззаконные», «поганые», «нечестивые». Среди перечисленных характеристик татар наиболее отвечающими их сущности, по мнению книжника, являлись «безбожность» и «нечестивость» (соответственно: 7 и 4 упоминания). При этом важной отличительной чертой рассказа Ипат. является то, что, помимо негативных эпитетов в отношении татар вообще, книжник прибегает к достаточно резким характеристикам конкретных ордынцев и, в первую очередь, ханов. Так, Батый назван в повести «нечестивым» и «свирепым зверем» [216] .
216
Как показал В. А. Кучкин, подобные «нелестные эпитеты» в отношении ордынских ханов, «считавшихся повелителями Руси», свойственны всему повествованию Ипат. См.: Кучкин В. А. Монголо-татарское иго… С. 21.
Татары многочисленны — это автор неоднократно подчеркивает. «Многомь множъствомь силы своей» они окружают Киев [217] , их — «множьство» [218] , и поэтому — от них бежит «множьство» людей [219] , а на поле брани остается «множьство избьеных» [220] . В результате их «нахождения» Русская земля оказывается «исполнена ратных» [221] . У татар множество всего — оружия (они «стрелами бещисла» стреляют [222] , их стрелы омрачают свет побежденным [223] ), припасов, скота («от гласа скрипения телегъ его (войска Батыя. — В. Р.), множества ревения вельблудъ его и рьжания, от гласа стадъ конь его» ничего «не бе слышати» [224] ). Татары очень сильны сами по себе — «в силе тяжце» они обступают Чернигов и Киев [225] , неутомимы в сражении («бес престани порокомъ бьющимъ день и ночь» [226] ), «силными» являются Батыевы воеводы [227] и т. д.
217
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 784.
218
Там же. Стб. 787.
219
Там
220
Там же. Стб. 788.
221
Там же. Стб. 784. Здесь «исполнена» употреблено в значении «наполнена». См.: СлРЯ XI-XVII вв. Вып. 6. М., 1979. С. 281.
222
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 780.
223
Там же. Стб. 785.
224
Там же. Стб. 784.
225
Там же. Стб. 782, 784.
226
Там же. Стб. 785.
227
Там же. Стб. 784–785.
В представлении книжника татары — народ, наделенный многочисленными отрицательными качествами. Помимо перечисленных, связанных в большей степени с традиционным взглядом на татар как «нечестивых», «поганых», «безбожных», в рассказе Ипат. ордынцы наделяются и некоторыми на первый взгляд «более земными» качествами. По мнению книжника, в наибольшей степени татарам была присуща «лесть». Дважды при описании татарского взятия Рязанской земли летописец указывает, что ордынцы князя и княгиню «изведоша на льсти… и убиша», а «всю землю избиша» [228] ; при осаде Владимира Батый с «льстью» обращается к горожанам, а епископ Митрофан молится о том, чтобы паства не «убоялась прельщения нечестивых» [229] ; рассказывая о мужестве обороняющих Козельск горожан, книжник подчеркивает, что «словесы лестьными не возможно бе град прияти» [230] ; осадив Киев, татары «хотя прельстити» горожан, но те их «не послоушаша» [231] . Вообще, практически все военные победы достаются татарам или за счет их многочисленности, или — и это более распространенный в Повести случай — за счет их «лести», за счет умения «прельстить». Подобное наблюдение позволяет исследователям делать вывод о том, что в восприятии летописца «успехи татар были вызваны не столько их силой, сколько коварством и вероломством» [232] .
228
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 778.
229
Там же. Стб. 779.
230
Там же. Стб. 780.
231
Там же. Стб. 782.
232
Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль… С. 303.
Действительно, чаще всего упоминания летописца о том, что татары «льстивые» интерпретируются как указания на «земные» негативные качества «поганых», на то, что ордынцы — «это люди без чести и совести, с которыми нельзя иметь никакого дела» [233] . Однако, судя по всему, летописец, столь настойчиво указывающий на татарскую «лесть», имел в виду не только татарское коварство. На самом деле коварство, хитрость, обольщение, тем более проявленные татарами во время военных действий, сами по себе вряд ли привлекли бы столь пристальное внимание книжника. Вероятно, он хотел подчеркнуть какие-то более сущностные характеристики пришедшего на Русь народа.
233
Там же; Кучкин В. А. Монголо-татарское иго… С. 19–20.
Дело в том, что такие качества, как «льстивость», использование «лести» (ср. значения слов «льстивый», «лестный» в древнерусском языке: «коварный», «являющийся хитростью», «имеющий целью обман», «лживый», «обманчиво влекущий», «таящий в себе опасность», «пагубный», и даже «антихрист» [234] ), должны были порождать у читателей достаточно четкие ассоциации с примерами нечестивого поведения вообще, а также с качествами «нечестивых» народов. В частности, в текстах Священного Писания, знакомство с которыми столь охотно демонстрирует летописец, льстивость, коварство — суть неотъемлемые черты тех, кого называют «нечестивыми» (ср.: «уста его («нечестивого». — В. Р.) полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучение и пагуба» [235] , во время прихода в город «нечестивого» «обман и коварство не сходят с улиц его» [236] , «человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами» [237] , «помышление праведных — правда, а замыслы нечестивых — коварство» [238] , «нечестивый народ» «придет без шума и лестью овладеет царством», а «поступающих нечестиво против завета привлечет к себе лестью» [239] и т. д.).
234
См.: СлРЯ XI-XVII вв. Вып. 8. М., 1981. С. 214–215, 322–323.
235
Пс. 9: 28.
236
Пс. 54: 3-12.
237
Пр. 6: 12.
238
Пр. 26: 24.
239
Дан. 11:21, 32.
Наряду с подобным указанием на «нечестивость» татар в рассказе Ипат. практически полностью отсутствуют столь популярные в то время сентенции книжника относительно нашествия безбожных как «кары Господней за грехи наши». Захватчики действуют как бы более самостоятельно, их поступками руководит не столько «само Провидение», сколько их собственный «злой», «льстивый» умысел. Вообще, тема «Божьего попущения» в Ипат. «представлена бледнее». Как отмечает А. Ю. Бородихин, Ипат. не содержит, подобно другим ранним рассказам о нашествии, «развернутых объяснений всеобщей беды в духе религиозной дидактики, обращенной с призывом к покаянию» [240] .
240
Бородихин А. Ю. Цикл повестей… Дис…. С. 160–161.