Моника 2 часть
Шрифт:
– Ничего не случилось…
– Случилось. Могло случиться. Но что именно? Он влюбился? Угрожает? Или причина страхов в другом?
Его рука торопливо легла на плечо нотариуса. Борясь с нерешительностью, Ноэль, наконец, заговорил:
– Видишь ли, Ренато, я знаю не больше, чем могу представить и полагаю, что горя и неприятностей можно избежать, не переиначивая вещи. Хуан хочет уехать, вернуться в море… Дай ему уехать… Время пройдет, дела изменятся, мы дадим ему неплохие деньги, которые так или иначе мы должны ему дать. Но на данный момент…
– Нет, Ноэль, я не разрешаю
Старый нотариус начал рассказывать историю, так хорошо ему знакомую, с той самой ночной бури, когда маленький Хуан Дьявол принес смертное послание. Ренато впитывал, жаждая узнать подробно описанный рассказ и вскоре спросил:
– А письмо, Ноэль?
– Ну… оно было в руках твоего отца, конечно. Полагаю, он сжег его или порвал…
– Или сохранил. Кто знает…!
– Возможно, хотя я не верю в это. Твой отец, прежде всего, был очень недоверчивым. Бертолоци был человеком злопамятным, жестоким и неверным… От него можно было ждать чего угодно: большую ложь, позор… Я был уверен, что после кажущегося прощения, он мучил Джину чтобы та умерла с горя. И как только Хуан…
– Могу только представить его ужасное детство. Как легко простить его грубость и недостатки, зная все это!
– По многим причинам твоя мать боялась, что знание всего этого обезоружит тебя перед Хуаном, постепенно отнимет у тебя волю защищать то, что ты имеешь…
– Вы думаете, Хуан что-то имеет против меня?
– Не думаю, но у твоей матери есть причина бояться. Не хочу даже думать, что она скажет, когда узнает об этом.
– Я поговорю с ней после того, как поговорю с ним… и возможно для вас и для нее будет неожиданным удостовериться, что вы ошиблись. Иногда сердце знает больше, чем голова… Хуан не сможет ненавидеть меня, если я буду ему братом, буду искренним, как и хочу, если мной будет двигать благородство предложить ему все, что он попросит…
– Не впадай в безумное благородство, Ренато! Подумай: одно существование Хуана для твоей матери – живое жгучее оскорбление; имя Джины Бертолоци ранит ее, как отравленный кинжал.
– Не может быть. Моя мать должна быть более великодушна… Джина Бертолоци уже мертва…
– Есть ненависть, которая не утихает даже со смертью… Есть такая враждебность и ревность, о которой ты и понятия не имеешь. Ты никогда не страдал, Ренато, ты не можешь измерить горе, боль, отчаяние, куда опускается порой душа. Ты не можешь судить, потому что жизнь была для тебя до сегодняшнего дня дорогой из роз…
– Возможно, по этой причине я понимаю и сочувствую тем, кто страдает, а Хуану в первую
– Уверен, он это знает…
– Но он думает, что я равнодушен к этому… И если не думает, то верит, а это хуже: что я бесчувственный эгоист. Я хочу, чтобы он знал, что я готов исправить, вернуть… что мир не так плох, как он думает…
– Он тоже не так хорош, как ты думаешь, Ренато. Дай ему уехать… это главное желание твоей матери!
– До сих пор в этом доме все желания матери исполнялись, даже самые несправедливые. И один раз я воспрепятствую ей, и надеюсь, что ее противодействие не будет чрезмерным.
Ренато поднялся, подошел к стене, позвонил в колокольчик, а удивленный Ноэль спросил:
– Что ты делаешь, сынок?
– Я позвал слугу, чтобы тот отыскал Хуана. Я ждал этого пятнадцать лет.
– А если Хуан не заслуживает твоего великодушия, Ренато? А если он не способен даже этого понять? А если он ответит на твою добрую волю саркастически, презрительно, даже горькой неблагодарностью?
– Тогда я буду думать, что это не его вина, и что его превратили в ничтожество, отобрав все. Мой добрый Ноэль, отбросьте сомнения и колебания. Нет другого пути, именно это мне подсказывает совесть… – Скромные стуки в дверь прервали его, и повысив голос, он пригласил: – Проходите… Да, Луис, это я звал. Пойди поищи сеньора Хуана по усадьбе и скажи, что я жду его в кабинете, потому что мне необходимо немедленно поговорить с ним. Пусть поторопится, не задерживается ни по какой причине, и ты тоже поторопись.
2.
– Что это, дядя Баутиста?
– Это…? Луис поскакал галопом на сахарный завод. Он вошел в конюшню и попросил самую лучшую лошадь, так как должен по приказу хозяина найти Хуана Дьявола.
– Стало быть послали за Хуаном Дьяволом…
– Да, хозяин срочно хочет поговорить… Пойдем посмотрим, какой подарок предложат этому попрошайке, который ни на что не годен.
Рядом с широким коридором от входа в комнаты левого крыла Баутиста дал полную волю злобе и досаде. Он только сейчас вышел из конюшни, где выполнял последний приказ Софии. С обросшей бородой, взъерошенными волосами, покрытыми грязью высокими сапогами; только хлыст в руке отличал в иное время всесильного управляющего Кампо Реаль. Рядом с ним, всегда внимательная к малейшему шуму, за которым отслеживала всю внутреннюю жизнь, стояла бдительная к звукам и движениям Янина, которая задумчиво проговорила:
– Единственное, чего хотят Ноэль и донья София – чтобы Хуан навсегда исчез; но есть кое-кто, кто не хочет…
– О ком ты говоришь?
– Увидишь… все увидят. Я скажу тебе, имей терпение… Успокойся, дядя.
– Ты не успокоишь меня. В моих венах кипит кровь от того, что вижу… Я хуже пса в этом доме, но первый же слуга, который снова ответит мне плохо, узнает кто я, даже если меня уволят по приказу любого.
– Замолчи. Стой спокойно. Видишь?
– Не вижу никого, кроме сеньоры Айме, которая высунулась из окна комнаты.