Моника 2 часть
Шрифт:
Старый губернатор стоял в нерешительности. Было больше семи вечера, тихий слуга-негр зажег большие светильники в кабинете, чей свет показался Айме де Мольнар красивее некуда. Не дожидаясь приглашения, она прошла через приоткрытую дверь, оставив на другой стороне свою смуглую служанку.
– На самом деле, молодая сеньора, боюсь, мы исчерпали эту тему сегодня утром, – попытался извиниться смущенный губернатор. – Я сказал донье Софии совершенно откровенно, оставил на столе письма, но дело становится все сложнее и отчаянней. Кроме того, все словно сговорились придать ему театральность…
– В таком случае, правда, что говорят?
– Если верить Чарльзу Бриттону, то мы должны наградить Хуана Дьявола.
– А почему мы не должны верить ему?
– Это поведение не сочетается с обвинениями, которые ему предъявили, но достаточно чуть пофантазировать, чтобы богатое воображение и общественное мнение повернулось против вас, особенно против Ренато и вашей сестры.
– Но имя Моники никак не фигурирует в деле.
– Кому теперь неизвестно, что она ключ ко всей истории? Судьи и свидетели хотят сбросить одеяло со всех. Поэтому я не хотел возбуждать дело и изо всех сил сопротивлялся настойчивости Ренато Д`Отремон. Но все зашло слишком далеко, чтобы идти на попятную, а теперь… Теперь вы узнаете, до какого позора все это дойдет!
– А если бы я попросила вас о большом личном одолжении?
– Я в вашем распоряжении, но прошу вас…
– Я бы хотела поговорить наедине с Хуаном Дьяволом. Конечно, речь идет о личной встрече. Почему бы мне не дать эту возможность?
– Вам? Именно вам? Не возбудит ли это еще большие пересуды?
– Но если никому не сообщить…
– Эти вещи, как бы не хотелось их скрыть… Такая женщина, как вы, не сможет проскользнуть незамеченной…
– Но я могу поменяться одеждой со служанкой, воспользоваться ночной темнотой, с головой закутаться в шаль. Я обязуюсь сделать это с полной осмотрительностью. Если вы дадите мне пропуск, я беру на себя остальное. Никто не узнает. Пусть это останется между нами, а двое смогут молчать. – Она приблизилась к нему с кокетливой улыбкой, обволакивая ароматом духов, и усмехнулась, увидев трясущиеся старческие руки. – Я буду вам благодарна всю жизнь, губернатор. Я совершенно уверена, что смогу изменить вещи. Пропуск, на котором будет ваша подпись и печать, и…
– Хорошо. Подождите…
Губернатор подписал. Все еще нерешительно он смотрел на победно улыбающуюся Айме, которая почти вырвала бумагу из его рук.
– Сен-Пьер… Сен-Пьер, правда?
– Да, Моника, мы приехали. Но если я имею право хотя бы дать хороший совет или попросить о чем-либо, прошу тебя поехать в Кампо Реаль… Твоя мать ждет тебя там… Твоя обеспокоенная сестра осталась там… моя мать…
С внезапной решимостью взяв Монику за руки Ренато говорил, его умоляющий голос дрожал, прерывался от волнения. Но Моника отошла, уклоняясь от рук и решительно отказалась:
– Я не уеду из Сен-Пьера; не удалюсь от Хуана. И если ты действительно что-то хочешь сделать для меня, если я еще могу просить, умолять, то помоги мне навестить его этой ночью. Мне нужно его увидеть, поговорить, узнать, что он думает и как чувствует себя… Ты можешь это сделать, мне это необходимо. Я сойду с ума, если ты откажешь!
– Хорошо, Моника, успокойся. Не нужно меня так умолять… Я сделаю все возможное… Думаю, как законная жена Хуана Дьявола, у тебя есть право посетить его. И если нужно, я сам приведу тебя…
Увлекая за собой служанку,
– Послушай, Сирило. Разворачивайся очень медленно… Нам нужно завернуть за Госпиталь и подойти к Форту Сен-Педро. Когда прибудем туда, я скажу, что делать дальше. Поезжай… трогай…!
– Ай, хозяйка! – запричитала напуганная Ана. – Вы словно хотите попасть в большую беду…
– Опусти занавески и раздевайся, – напомнила раздраженная Айме. – Поменяемся одеждой. Давай сюда блузку и юбку. А ты оденешь мою одежду и завернешься в накидку. Давай косынку… Нет, погоди! В накидке останусь я, чтобы закрыть лицо, если нужно. Возьми вот эту вуаль…
– Ай, хозяйка, хозяйка…! – жаловалась Ана. – Вы совсем сбили меня с толку…
– Делай то, что говорю без замечаний, дура! У нас считанные минуты… Когда мы подъедем к Форту, я спущусь. Я оставлю тебя одну, а ты подними занавески, чтобы я тебя видела… Накрой хорошенько лицо вуалью, и спрячь руки… А еще лучше одень вот эти перчатки. Ты прокатишься по главным улицам: от Набережной Порта до Авеню Виктора Гюго… Я хочу, чтобы тебя видели и поверили, что это я проезжаю…
– Но, хозяйка…
– Сен-Пьер – скопище слухов. Не хватало еще чьих-то комментариев. Все знают карету Д`Отремон… Ладно, уже приехали… через полчаса возвращайся на это место. – И повысив голос, продолжала комедию: – Сирило, минутку. Я оставляю Ану, чтобы она сделала кое-какие поручения… Узнай адрес швеи, Ана. Через полчаса мы вернемся за тобой. – Она спрыгнула на землю и приказала. – Поезжай, Сирило! Езжай по центру и нигде не останавливайся. Поторопи лошадей…
Айме осталась одна, рядом с мрачной крепостью. Никто не видел ее на пустынной улице. Часовой охранял калитку, дрожал свет горелки. Еще больше завернув в шаль голову и изящное тело, Айме де Мольнар подошла к человеку и властно сообщила:
– У меня есть разрешение сеньора губернатора немедленно видеть задержанного Хуана Дьявола!
– Губернатора нет в городе, Моника. Он ненадолго выехал в Фор-де-Франс и останется там на несколько дней. Я только что говорил с секретарем.
– А кто будет исполнять его обязанности?
– По-видимому, никто. Только он исполняет обязанности, и его подписанное разрешение может помочь попасть в тюрьму накануне процесса. Сожалею, Моника, всей душой сожалею…
– В таком случае, хочешь сказать, что сдался?
– Мне ничего не приходит в голову… Юридические дороги для меня закрыты…
– А ты, естественно, не знаешь других путей. Хорошо, Ренато. Благодарю тебя за все. В таком случае, оставь меня.
Ренато вскочил было на ноги и сделал к ней шаг, чтобы остановить ее. Они уже были в Сен-Пьере, в прихожей маленького дома рядом с пристанью, где столько лет жил нотариус Педро Ноэль. Ренато привез Монику в знакомое место подальше от гостиниц, чтобы избавить от любопытства вокруг ее имени. Из единственного открытого окна доносился шум небольшого, густонаселенного городка, а в дверях ветхой обстановки показалась фигура знакомого Педро Ноэля, уставшие глаза которого выразили глубочайшее удивление: