Моника 2 часть
Шрифт:
– Если Хуан действительно имеет долг перед тобой, Моника, то нельзя отказываться. Если ты в порыве слабости кинулась ему в объятия, то нельзя такой женщине отказываться от замужества. Плохо или хорошо, но ты должна, а если тебя пугает его скромное положение, то после свадьбы все изменится. Прости, если настаиваю, но мне необходимо знать, любишь ли ты Хуана, любила ли, была ли с ним близка, ты… А если так, то нельзя отвергать предложенное мной – справедливое и порядочное – стать его женой.
– А если она не любит его? – взбунтовалась Айме.
– Я люблю его, Ренато.
Дрожащая Айме слушала слова Моники; что-то изменилось и прояснилось в суровом лице Ренато. На секунду он переместил взгляд от бледной женщины у колонны и пронзил им лицо жены. Айме де Мольнар тоже побледнела, как Моника, ее губы дрожали, а блестящие агатовые глаза вспыхнули недобрым блеском. Свет озарил лицо Ренато и сразу погас, когда с его губ просочилась тонкая болезненная усмешка:
– Видишь? Не нужно прибегать к крайностям, чтобы убеждать ее в справедливости. С каждым случается минутная слабость, но люди благородного происхождения всегда исправляют ошибки, и Моника оправдала свою породу. А к тебе, Айме, у меня один вопрос: как ты выбралась из комнаты?
– Я? Ну, через окно. Твоя глупая затея вынудила меня так поступить, и пользуясь возможностью, хочу сказать, что не готова терпеть такое обращение…
– Боюсь, тебе придется терпеть вещи посерьезнее, дорогая, – мягко объявил Ренато со зловещей затаенностью. – Вернемся в комнату. Оставь Монику в покое. Она понимает больше тебя и полностью приняла ответственность за свои поступки. Правда, Моника?
Бледная Моника подняла на него ясные, непорочные глаза, и пронзила гордым взглядом, непроизвольно внушая уважение:
– Действительно, Ренато. Я смело смотрю на последствия своих поступков.
5.
– Сядь и отдохни. Завтра тебя ожидают великие волнения, завтра, которое уже наступило.
Айме и Ренато подняли голову. В открытом окне они увидели край светлеющего неба. На нем сияла красным угольком звезда, как огненный бутон, как жгучая капля крови.
– Все будет готово: бумаги, священник, судья. К счастью, у нас дома есть нотариус. Не совсем готов добрый Ноэль, но скоро развернет бурную деятельность, узнав, что это касается жизни Хуана Дьявола. Он всегда питал удивительную слабость к моему брату.
– А? – поразилась Айме. – Что ты сказал, Ренато?
– Думаю, ты пропустила эту деталь. Да, Хуан Дьявол мой брат. Конечно, в гербе Д'Отремон есть побочная ветвь; хотя нет, ведь он простой ублюдок. Плод измены, позора, предательства женщины и неверности друга. Больно говорить, но этим другом был мой отец, но такова голая правда.
Айме еще ниже опустила голову, закрыв лицо руками. Сердце так сильно колотилось, и она решила, что оно уже не выдержит. Все вокруг представляло сплошной кошмар, безумный вихрь, в то же время грубые, насмешливые, леденящие и звенящие слова Ренато словно парили в мрачной бесконечности:
– Как раз вчера ночью я убедился,
– Почему ты так говоришь? Почему твои слова источают горечь и ненависть?
– Ты в самом деле спрашиваешь? Не знаешь? Иногда достаточно луча света, чтобы увидеть пропасть; достаточно минуты, чтобы жизнь в корне переменилась, – Ренато скорчил гримасу, и поток яда стал еще горше: – Да, мой брат, пропащий брат, контрабандист, почти пират, как твоя сестра Моника – притворная и подлая, циничная и легкомысленная. Правда?
Он долго ждал ответа, и наконец, дрожащие и мокрые от слез губы Айме проговорили:
– Ты очень суров к ней, Ренато. Сжалься и взгляни на них снисходительней, более…
Задыхаясь, она замолчала, а Ренато шагнул к открытому окну, откуда виднелась панорама долины, засеянных зеленых полей, вершин гор, первыми получавшими лучи солнца. Взгляд опустился ниже, и он вздрогнул, увидев человека со скрещенными руками, мрачного и хмурого, перед жилищем Д'Отремон, тоже наблюдавшего за восходом солнца. Затем горько усмехнулся и протянул к Айме руки, заставляя встать и взглянуть в окно:
– Взгляни на Хуана. Он ждет солнечного дня своей свадьбы. Дня, когда жизнь этих людей изменится. День его свадьбы!
– О Хуан! Что ты делаешь?
– Уже видите, позавтракайте со мной как все моряки: это первое, что мне попалось под руку. Слуга в этом доме позволил делать все, что хочется. А где ряд этих прислужников в белых рубашках? Они случаем не охраняют все пути с оружием?
– Хуан, умоляю, не пей больше.
Худая и подрагивающая рука Ноэля забрала бокал, который тот уже поднес к губам; усталые и грустные глаза остановились на лице молодого человека, посуровевшего от ярости и гнева, хмурого, как ночная буря. Они находились в угловой столовой, заставленной серебряными подносами, где Хуан, со взъерошенными волосами, в расстегнутой рубашке, с грубыми манерами моряка, выглядел странной фигурой, грубой и несвоевременной, как тогда босым ребенком впервые ступал по этому помещению в костюме Ренато – его бесполезного подарка.
– Что с тобой, Хуан? Что на самом деле произошло? Это какой-то кошмар. Вчера вечером я везде искал тебя и решил, что ты уже уехал. Потом увидел этих охранников. Тебя предупредили, да? Она предупредила?
– Не знаю, что вы имеете в виду. Меня предупредила «она», но не та из двух, о которой вы подумали. Они бы очень радовались, угоди мне в голову или сердце пуля, но не вышло по-ихнему. Мой час еще не пробил. Как остальные говорят, есть Провидение, и демон защищает Хуана Дьявола. Демон спас меня и позволил топтать все, что попадается на пути. Жить без жалости и осторожности. Подавлять и обижать, грабить и убивать, если нужно – убить.