Монохромный человек

Поспешная Юлия

Я наблюдала происходящее, крепко зажав себе рот обеими руками и тихо плача от невыносимого, порабощающего волю кошмара.

Они умирали. Тихо, в крови и агонии. Тихо и беззвучно корчились в предсмертных судорогах в багровых лужах собственной крови.

А затем я услышала шаги. Не торопливые, гулкие и словно ленивые. Я резко оглянулась. По больничному коридору шла она. Девушка, которую я бы сегодня могла узнать из сотен, тысяч или даже миллионов.

Ксения Гудкова. Та самая Ксения, которая едва не погубили детей своих насильников, и та самая

Гудкова, что едва не заставила Ладу сбросится с крыши торгового центра.

Я не сразу заметила, что за Гудковой послушно шли какие-то… едва различимые тени. Они словно состояли из сгустков искаженных кусочков света и полумрака. Когда они проходили мимо меня, у них вдруг стали появляться тела. И это были охранники. Те самые пятеро охранников, что издевались над Ксенией и насиловали её! Они шли за Ксенией с отрешенными, пустыми взглядами. Их руки, пальцы, лица и одежда были перемазаны всё той же кровью. Но им явно было не до этого. Они послушно и беспрекословно следовали за Ксенией. Я обескураженно, забыв моргать, дышать и двигаться взирала им вслед.

Они учинили беспорядочную, жуткую резню и ушли. Просто взяли и ушли, как ни в чем не бывало! Зачем Ксения заставила охранников творить этот кошмар и ужас? Зачем?! Ведь эти врачи и доктора ничего ей не сделали… Но тут я оборвала сама себя.

Ничего? Да ведь другие такие же врачи и медсестры восемь месяцев держали её взаперти, насильно пичкая лекарствами и проводя любые процедуры, какие им вздумается. М-да… Похоже докторов и медсестер с санитарами Гудкова ненавидит куда больше, чем даже своих насильников! Но куда она повела их? Зачем?

Я попробовала последовать за Ксенией и охранниками, но не могла сдвинутся и с места. Все, что мне оставалось молча смотреть им вслед.

Процессия охранников, возглавляемая Ксенией прогулочным неспешным шагом прошла к дверям отделения. Там у порога Гудкова вдруг задержалась и обвела помещение непонимающим, сосредоточенным взглядом. Я увидела, как надломились её нахмуренные брови. Она замерла на месте, словно прислушиваясь к чему-то. И тут я непроизвольно затаила дыхание. И сама не могу объяснить зачем. Ведь не может же воспоминание Гудковой… услышать или почувствовать меня?.. Не может?.. Или…

Гудкова несколько мгновений внимательно осматривала залитое кровью помещение больничного отделения, затем резко повернулась к дверям. Я увидела, как из кармана её черных, узких джинсов выпорхнул смятый листок и плавно спланировал под одного из гостевых кресел неподалеку.

Охранники, точно не ничего не осознающие зомби вышли следом за Ксенией. Они ушли и вместе с ними испарились и растаяли их воспоминания. Я снова стояла посреди коридора, где было совершенно массовое убийство двенадцати человек. Я стояла в окружении замершего кровавого безмолвия и остывающих следов жизни. Почти осязаемые некогда бурные эмоции и яркие чувства стремительно тлели и осыпались мертвым пеплом. Жизнь и все светлое, что она порождала ушла из этого места. Ушла с болью и страданием сотрудников медицинского учреждения.

Я

боязливо посмотрела обмякшие тела в залитых кровью белых халатах и медицинских пижамах. На их лицах замер пережитый страх и ошарашенное удивление. Повинуясь странному побуждению изнутри, я подошла к двум врачам, что лежали возле автомата с чипсами. Присев возле тел я дрожащими пальцами коснулась их век и плавно закрыла им глаза. Перед глазами вспышками промелькнули их воспоминания. Я сжала зубы. У обоих по двое детей, у обоих живые родители и любящие жены. И они уже никогда не дождутся своих сыновей и детей. И, наверное, вот именно болезненное осознание этого вызывает во мне наибольшую неприязнь и злое презрение к тем, кто отнимает чужие жизни и безжалостно ломает судьбы их родных.

Я поднялась, подошла к гостевому креслу у входа в отделение. Припав на колено, я засунула руку под кресло и вынула оттуда выпавший у Гудковой листок. Я перевернула его и у внутри у меня всё под подскочило, и сердце ласточкой взлетело под горло.

Я не сразу узнала на фотографии Германа Шамова. Потому, что его глаза и рот были с усердием зарисованы черным маркером. Вместо глаз и рта у Германа на фотографии были бесформенные чёрные каракули, похожие на рваные дыры.

Я провела пальцами по гладкой поверхности снимка. В сознание ворвались отрывки воспоминаний Ксении. Я увидела с каким остервенением Гудкова зарисовывает черным глаза и рот Германа Шамова.

Я оглянулась на кровавые граффити на стенах больницы и на бездыханные тела в крови. С сожалением поджав губы, я вышла на лестницу, сбежала вниз.

Здесь меня ждали Стас и Коля. При моем приближении они перестали говорить и оба с интересом, чуть взволнованно посмотрели на меня.

— Кажется, я догадываюсь, что собирается сделать Гудкова. — объявила я и протянула Стасу зачирканную черным маркером фотографию Шамова.

Стас задумчиво поглядел на снимок, затем перевел взгляд на меня.

— Это сделала Гудкова?

— С ненавистью и злостью. — обхватив себя за плечи, чуть отстраненно проговорила я.

— Паршиво. — вздохнул Стас. — Когда интересно, они успели поссорится да так, что его ученица теперь жаждет его гибели?

— Не знаю. — я дернула плечами. — Слушай… Стас…

— Да? — Корнилов с вниманием уставился на меня.

— Там наверху… — я мотнула рукой назад. — Там среди погибших есть молодой психолог… В общем у него жена в родильном… И я подумала… Ей, наверное, сейчас не нужно говорить…

Стас вздохнул, согласно кивнул.

— Да, ты права. Ты что-то ещё увидела про Гудкову?

— Она увела с собой своих насильников. — я пожала плечами. — Но куда, я не знаю. Прости.

— Не извиняйся. — качнул головой Стас. — Каждая твоя помощь-это большое одолжение.

— Спасибо. — кивнула я и посмотрела на Стаса. — Но я ведь ещё могу оказать помощь в поимке Шамова… У нас же есть его одежда.

— Поможешь, поможешь. — скупо и устало улыбнулся мне Стас. — Только уже не сегодня. С тебя хватит.