Монополия
Шрифт:
Клетчатый плед, принесённый Марусей, лежал подле кухонного дивана. Мужчина поднял плед и прибавил звук в радио.
– Вы слушали, – щебетала ведущая, – романс Сергея Рахманинова «Крысолов» на слова Валерия Брюсова, для голоса и фортепиано.
Воспоминание о нехорошем сне полоснуло Митю. Он крутил его так и эдак, пока умывался, брился, варил овсянку, завтракал, а потом и когда прогревал двигатель в «Газели». Всё бурчал: «Ерундейшая чепуха».
И вдруг вызлился:
«Сегодня День народного единства… Будь он неладен…
– Эх, уже и Бессону отстёгивать за ноябрь! Нет, не натаксую…
Воспоминание о крутоголовом негодяе, прозывавшемся Бессоном из-за пристрастия к фильмам французского режиссёра, страшно раздражило Митю. Чертыхаясь, он резко выжал сцепление, включил первую передачу и поехал со двора наматывать километры. «Может, работа всё-таки вынесет? – сам себя приободрял Фонарёв. – Выносила же раньше…»
Виднелся красный рассветный глаз солнца.
В витринах магазинов уже вздрагивали огни. А возле Казанского собора – суетня. Джипы-бегемоты, заполонившие прихрамовую площадь, и нищий кагал, поджидающий состоятельных автовладельцев.
– Да будет известно вам, – неожиданно обратился к Мите какой-то красноносый пассажир, – что маленькая гадость, умноженная на единицу с нолями… равна… э-э, большой доблести… Такова наука капитализма… И пусть это не я открыл, но ведь уместно же… О нашей, так сказать, действительности. Вы не находите?
– Нахожу, – живо всколыхнулся интерес в Фонарёве, – полная закупорка!
– Эти… Ну, которые на джипах… Казанскую праздновать слетелись…
– Тогда уж съехались.
– Ага, так точнее… Вы это… Возле аптеки тормозните. Вот добре!
Фонарёв высадил своего единственного пассажира и прислушался – благовестили церковные колокола.
«Вырвать, выскрести эти звуки… – вскинулся Митя. – Надо думать, как заработать… Как сдвинуться с косной точки? Да что думать-то! Из спины ремня не вырежешь… День такой».
…Торжествовал свет.
Солнце подъедало ветхие тучи.
На конечной остановке десятого маршрута всплескивался хохот – водители коротали свой недолгий обед. И только Фонарёв сторонился «общего собрания».
– А вот и мой последыш! – крякнул подошедший к Митиной «Газели» Нилыч.
– Привет, старик… – очень неприветливо ответил Фонарёв.
– Какие очеловеченные, совершенные люди!
– Кто?
– Как кто? Водилы. Вон как разливаются, вседушные…
– Да ну тебя, старик!
– Заладил: старик, старик. Может, я бороду для солидности отпустил…
– Чего?
– Ну, для баб… Понимаешь?
– Ерундейшая чепуха!
– О! Кажется, у Димитрия радость стлела…
– Было бы чему тлеть… Порожняком гоняю.
– Не ты один.
– Старик, вот что тебе надо?
– Мне-то? А ты ответь: когда дурак умён бывает?
– Когда
– Правильно… Как это там говорится? А, вспомнил… Я, может, по вторникам да по средам только дурак, а в четверг и умнее его…
– Не сходится.
– Что же, Димитрий, не сходится?
– А то, что по календарю у нас пятница… Понял?
– Ну, ещё бы!.. Аргументированно объяснил.
– Нилыч, слушай… А Бессон был сегодня?
– Да подтягивался уже… Про тебя, кстати, спрашивал… А что? Пора платить?
Митя отменил взгляд и тяжело вздохнул.
– Я не натаксую.
– Сколько тебе не хватает?
– Полторы.
– Всего-то! Эй, Поплавский! – крикнул старик.
От гомонящих водителей тотчас отделился долговязый человек и направился к Нилычу с Митей.
– Чё надо? – Бесцветные блестящие глаза Поплавского посмеивались.
– Займи Димитрию!
– Скока надо?
– Полторы тыщи займи… – кашлянул Нилыч.
– Держи, Фонарёв! – с ловкостью фокусника вынул из портмоне деньги Поплавский.
– Даже не представляешь, Поплавский, как ты выручил…
– Ещё чё надо?
– Ничё не надо, – ответил тем же Нилыч. – Молодец мужик… Иди…
Старик посмотрел на удалявшегося Поплавского и добавил:
– Вот так! Добро не лихо – бродит тихо.
Какой-то неприятный звук бухал в самое темя, Митя повременил и сказал:
– Ты мне сегодня приснился, Нилыч.
– Свят-свят… Я ж ещё живой…
– Дурак ты старый!
– Да, но не по четвергам… А коли без шуток, то думаю я, что настоящая охота жить только и приходит в старости… Вот вы, молодые, как живёте? Вы же без причины живёте… Вы себя не помните…
– Конечно, куда нам до вас.
– Не упорствуй, Димитрий! И молодым надо блюстись…
– В твоей терминологии блюстись – значит беречься. Не так ли?
– Усвоил…
– А тут и усваивать нечего – одно пустозвонство…
– Нет, я такую хулу не могу принять.
– Не принимай… Я так скажу: молодые не помнят себя, потому что перекоряются из-за грошей… А без причины мы не живём… Я чудесю как могу… У Поплавского вон ипотека… Даже негодяй Бессон и тот крутится…
– Думаешь, мы в молодых годах жили легче?
– Ничего я не думаю… Я трёпа не люблю.
– Ладно, извинения принимаются, – голос Нилыча помягчел.
– Ты прав, старик… Извини!
– Э-э, пока не забыл… Сообщу пренеприятное известие…
– Что: к нам едет ревизор?
– Хуже… К нам едут питерские…
– Опять ты, Нилыч, за старое…
– Да послушай… Бессон по большому секрету брякнул, что с первого января поубирают к чертям все маршрутки.
– Возможно ли такое? Что-то я сомневаюсь…
– А ты не сомневайся… Заготавливается особенное постановление… Бургомистр с питерскими уже вовсю взасос целуется… Теперь их автобусы будут гонять вместо наших «Газелей»…