Monpti
Шрифт:
– Ты любишь меня?
– Не могу жить без тебя!
– Скольким ты уже говорил это, негодник?
– Еще никогда, никому.
Дальнейшее я уже не слышу. Крупными шагами иду домой и забавляюсь тем, что стараюсь наступать точно в середину больших каменных плит тротуара.
Отель «Ривьера» уже затих; это значит, он храпит, сопит и шипит.
Не знаю почему, но сегодня моя комната кажется мне совсем чужой.
Я открываю окно и всматриваюсь в темное море крыш и в сияющее звездное небо над ним.
Дворы
Завтра я начинаю новую жизнь.
Двадцать третья глава
Только сейчас мою комнату убирают.
Горничная девушка как раз заправляет постель.
Молодая женщина с сильным торсом. Она, верно, приехала в Париж из провинции, у нее характерный диалект. Роскошный экземпляр бабы. Талия стройная, бедра широкие и готовые к любви. Лицо некрасивое, маленький нос картошкой, но вся она лучится здоровьем и молодой силой.
– Bient^ot, Monsieur. Сейчас, мсье, – говорит она и наклоняет во время работы свое крепкое тело то вправо, то влево. Она тихо напевает под нос, ничуть не смущаясь моим присутствием. Обе ее голых ноги купаются в слабом солнечном свете, пробившемся сквозь открытое окно.
Я хочу ей что-то сказать, но слова задыхаются во мне. Слова, с которыми я сейчас все равно ничего не смог бы предпринять. Моя глотка словно сдавлена, ноги начинают медленно дрожать. Я часто и тяжело дышу. Скоро исполнится год, как…
– Ну вот, я закончила, – говорит она неожиданно и идет к двери. При этом ее мощные бедра колышутся, своей голой рукой она задевает меня, проходя мимо в узком месте, но не произносит ни слова.
Она не знает светских манер. Она невежлива. Это совершенно здоровая женщина. Родись она в высших кругах общества, она имела бы дюжину любовников.
Я потихоньку открываю дверь и смотрю ей вслед. Она уже убирает следующий номер, весело выбивает постельное белье и насвистывает. Боже праведный, я подсматриваю за горничными! Холодной водой я смачиваю голову, чтобы успокоиться, и ложусь на кровать, чтобы… рассматривать плафон на потолке.
Где же те бабы, которым нужен мужчина? Где они? Потому что здесь не хватает женщины. В следующий раз, когда у меня появятся деньги, Анн-Клер должна напиться. Почему бы нет? Я такой же кавалер, как остальные. Один из моих предков…
Вечером я простудился.
Совсем не понимаю, каким образом. Вечера, правда, холодные, это верно. Но я дал своему организму достаточно времени привыкнуть обходиться без пальто.
– Сегодня я не буду целовать тебя, я простужен, – говорю я Анн-Клер, когда мы встречаемся.
– Нет, поцелуй меня, я еще никогда не получала насморка таким образом.
– О чем ты? Ты еще никогда не заражалась насморком через поцелуй?
– Я не так сказала… а что никогда бы не получила!
– Ты
– Нет! Я сказала, никогда бы…
– Скажи, зачем ты лжешь? Я слышал собственными ушами!
– Ты плохо слышал.
– Надо бы каждое твое слово записывать на граммофонную пластинку. Тогда ты не смогла бы спорить. Любая ложь отвратительна. Почему ты не берешь пример с меня? Скажи, я разве лгу?!
– Monpti, у тебя нет пальто?
– Да, но я спортсмен.
– Ты? Да ты ведь такой тонкий!
– Именно поэтому я закаляюсь.
– Обещай мне, что ты сейчас же пойдешь домой и ляжешь в постель. Завтра тебе тоже нужно побыть в постели. А сейчас срочно домой, иначе ты ужасно заболеешь и даже можешь умереть. Завтра вечером я навещу тебя.
У меня нет желания противоречить, я действительно чувствую себя отвратно.
Я иду и сразу же зарываюсь в постель. Но и под одеялом я долго еще мерзну, меня пробирает дрожь. (Заболеть – мне только этого недоставало.) Ночью меня охватил такой жар, что я не мог спать.
Ранним утром в полусне я слышу, как кто-то стучится в мою дверь.
Сонный, растрепанный, я приподнимаюсь на локтях. Кто там может быть?
Дверь осторожно открывается. Анн-Клер просовывает в нее голову. Она дышит часто и прерывисто.
– Что-нибудь случилось?
– Я спешу… только на десять минут… я так беспокоилась за тебя… поэтому решила забежать.
Она быстро сбрасывает пальто и кладет на камин два пакета.
– Я приготовлю тебе грог. У тебя есть кипятильник?
– Мне ничего не надо. Очень мило с твоей стороны, что ты пришла, но…
– Немного грога – это неплохо.
– Кроме того, я швырну «немного грога» в окно. Будь так добра, Анн-Клер, не трогай ничего.
Она уже открывает стенной шкаф. Там все реквизиты, которые необходимы, чтобы есть, не выходя из гостиницы.
Она обнаружит мою нищету.
– Там… – я хотел сказать: там ничего нет, я ем на стороне. Но слишком поздно. Она вытаскивает треснувший кофейник с остатками какао, помятую, видавшую виды кастрюлю, тоже с засохшим какао на дне, подобным древесной корке. Есть там и искривленная ложка и бутылка из-под молока.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть эту ужасную картину.
– Я сейчас вымою это, – говорит она совершенно спокойно, без тени удивления в голосе.
Она подворачивает рукава своей блузы и мчится в коридор к водопроводному крану.
– Тсс! Анн-Клер!
Мушиноглазый может настигнуть ее в любой момент. Кроме того, она просто соскребает слой какао из кастрюли, чтобы выбросить его. Я же умею использовать этот слой не один раз.
– Анн-Клер!
Слышно, как плещет вода в коридоре, она моет посуду как угорелая. Придется срочно выбираться из постели и принимать меры.