Монстр из отеля №7
Шрифт:
— Отпусти меня. Я сяду в кресло. Просто… отпусти меня, — пытаюсь договориться с ним я.
Саллен скользит губами по мочке моего уха, но это не поцелуй.
— Ты знаешь, как сильно я за это поплачусь?
— Я не отпущу тебя обратно к…
— Не надо.
Это грубая команда, и я прикусываю нижнюю губу, храня молчание.
— Я не могу жить с ложной надеждой. Я вернусь и заплачу за это. И хочу убедиться, что все это того стоило.
Глава 20
САЛЛЕН
Я
Я не стал пристегивать ее ниже талии, что может обернуться катастрофой, но… у нее такие красивые ноги, и мне бы очень хотелось их раздвинуть, даже при том, что я ничего не вижу.
Черный кожаный табурет на колесиках, который я достал из маленькой кладовки в задней части комнаты (из которой, кстати, идет ход под отель, но я не сказал об этом Карии на случай, если она решит сбежать), немного поскрипывает, когда я придвигаюсь к ней, опершись затянутыми в перчатки руками о бедра. Табурет поднят на идеальную для меня высоту, чтобы я мог протянуть руку и коснуться каждого дюйма ее тела.
Мне немного мешает спрятанная в кармане моих джинсов пачка наличных, которую я взял из маленького сейфа у разбитого мной ночника; именно по этой причине я оставил их здесь перед тем, как отравить Космо и украсть Карию. Но боюсь, что потеряюсь в ней, во всем этом, и когда нам снова придется бежать, не успею забрать деньги. Если я что и знаю о Карии, так это то, что ей нравится все, что на них можно купить.
Избалованная, в скором времени сломленная маленькая принцесса.
Я прижимаю одну руку к ее груди, чувствуя, как она быстро поднимается и опадает. Еще я слышу дыхание Карии, тихие вздохи в темноте. Я провожу пальцами вниз по ее топу к мышцам ее живота. Они сжимаются и разжимаются с каждым вдохом. Кария в ужасе.
Опускаясь ниже, я глажу джинсовую ткань ее юбки, на ощупь отмечаю, как она сместилась вверх из-за ее сидячего положения, и мне кажется, я чувствую мурашки у нее на бедрах.
«Она очень напугана».
Так и должно быть.
Мысленно я представляю себе, как она выглядит — смотрит на меня во все глаза с отвращением и так, словно я ее создатель.
Она пристегнута чуть выше груди, ниже пупка, еще несколько ремешков стягивают ей руки и запястья, и один поменьше — шею. Больше всего мне хотелось бы увидеть этот последний, но не сейчас. Я не могу вынести ее прямой взгляд. Как бы то ни было, даже белков ее глаз и голубизны радужной оболочки достаточно, чтобы заглушить мои мысли.
Чтобы почувствовать желание как-то ее успокоить.
Со Штейном я часто просиживал в таком положении и знаю, что она сейчас чувствует. Страх, беззащитность и, возможно, схожее с ужасом
Именно таким образом Штейн проверял мои уроки на домашнем обучении. Пристегивал меня ремнями и, если я где-нибудь ошибался, резал скальпелем мою плоть. Однажды он вырезал у меня на бедре букву F, чтобы обозначить мою неудовлетворительную оценку. Рана воспалилась, и я молился, чтобы поскорее умереть. (В США оценки обозначаются не цифрами, а буквами, их пять: А (отлично), В (хорошо), С (удовлетворительно), D (слабо) и F (неудовлетворительно) — Прим. пер.).
Однако мои молитвы всегда остаются без ответа.
Не отрывая взгляда от Карии, я сжимаю ее бедро, и из-за того, как сильно распахнуты ее глаза, как поблескивают в темноте их белки, кажется, что она смотрит на меня так, будто я Бог. Но, так же, как и настоящий Господь, я не собираюсь слушать ее мольбы.
Однако я знаю, что ее прелестный ротик способен на всякие приятности, например, как тогда, когда она назвала меня красивым. Когда соврала мне в лицо. И хотя в этой комнате, из которой ей, возможно, никогда уже не выбраться, я планирую ответить на некоторые из ее вопросов, я беспокоюсь, что Кария воспользуется своей способностью говорить, чтобы попытаться… меня уничтожить. Овладеть мной больше, чем уже владеет. Разубедить меня в собственном побеге и свалить.
Жаль, что я не могу вколоть ей успокоительное, но, чтобы его взять, нужно вернуться в лабораторию, а я не хочу оставлять ее одну. Здесь, в темноте, могут водиться и другие монстры. В отелях Штейна, кто знает?
Однажды наш семейный врач мучил меня в комнате несколькими этажами выше. Больше ненависти к Штейну, лишь моя ненависть к этому человеку.
— Почему бы тебе не начать первой? — тихо спрашиваю я, поглаживая указательным пальцем ее бедро и даже в темноте чувствуя безмерную благодарность за такую вещь, как перчатки.
От моего прикосновения ее мышцы вздрагивают, и я улыбаюсь, сокрытый в темноте.
— Я хочу тебя видеть, — шепчет она.
— Жаль, что я вдребезги разбил лампу.
Я провожу пальцем выше, пока не нащупываю край ее юбки. У Карии перехватывает дыхание, но я лишь следую назад по проложенному пути.
— Я помогла тебе, — говорит она, как будто это было из чистого альтруизма.
Она хочет изучить меня так же, как и я ее, но это ничего не значит. В конце концов, заспиртованные образцы — это трупы.
Я мог бы напомнить ей, что задушил охранника за то, что он посмел приставить к ее голове пистолет, за то, что схватил ее за руку, но она подумает, что все это было сделано ради моей собственной выгоды, я ведь тоже такого мнения о ее мотивах.
— И как же мне тебя отблагодарить? — все равно спрашиваю я, продолжая кружить пальцем по ее бедру, и Кария вздрагивает от моего прикосновения. Если бы она могла увидеть мои пальцы без перчаток, вот тогда бы испугалась по-настоящему.
— Я не нуждаюсь в благодарности, но насильно меня пристегивать — это несколько грубо, Саллен.