Монстры под лестницей

Воджик Хельга

– Атта, – прошептал я.

Но слова так и не прозвучали. Я лишь открывал рот, как выброшенная на песок рыба, а звенящая пустота глушила все звуки, поглощала и втягивала. Казалось, что самым громким сейчас было мое дыхание, но и оно стихло. А ветка-рука становилась все длиннее. Теперь я отчетливо видел ее. Без малейшей заминки уродливые пальцы, похожие на криво отточенные карандаши, прошли сквозь стекло, сползли с подоконника на стену, коснулись пола и потекли в сторону моей кровати.

Я, как кролик, следил за этой уродливой змеей, парализованный собственным страхом. И больше всего я боялся поднять взгляд и посмотреть в окно на того, кому принадлежал этот

чудовищный отросток.

На миг клешня исчезла, но тут же возникла у самого края постели, подобно кобре. Кривые пальцы подрагивали в воздухе, ощупывали его, будто втягивали информацию, касались скрытых нитей бытия. Угольно-черные в робком свете луны и звезд, они на секунду замерли и молниеносно опустилась на кровать, вонзив острые когти в матрас. Я хотел закричать, но не мог. Ужас выпил мой голос до последнего звука. Даже мычания не оставил.

Тут из-под кровати метнулся лохматый сгусток и, подобно мангусте, вцепился в плеть чудовища. Атта драл ветвь так, что летели щепки. И лишь когда на пол посыпались пальцы, а обгрызенный отросток втянулся в окно и исчез, лишь тогда мой друг остановился. Его шерсть на загривке и хвосте все еще стояла дыбом, а глаза горели оранжевыми огнями. Он все еще скалился и бил задней лапой. Но я знал: опасность миновала. Сковывающий меня ужас прошел, а следы боя – щепки и кривые ветви-пальцы – постепенно таяли, пока совсем не исчезли. Не осталось ничего, лишь липкая память о ночном кошмаре.

– Ссслазень, – прошипел Атта. – Слазень плохо. Атта прогнать слазень.

«Слазень». Слово царапало мозг как пенопластом по стеклу. Мерзкое, тягучее и скрипучее. Я не знал, что оно значит, но явно ничего хорошего.

– Слазень? – прошептал я, и слово заструилось внутрь меня, прилипая к гортани, сползая по пищеводу, пока не упало в живот холодным тяжелым куском.

– Слазень злой! – зафыркал Атта.

Он еще раз ударил, как кролик, лапой о пол, после чего вскарабкался на кровать и подполз ко мне. Монстр потоптался, приткнулся к моему боку и, свернувшись клубком, уснул.

– Спасибо, Атта, – это все, что мог я сказать.

Я боялся, что ночь сделала меня немым, но слова хриплым шепотом растеклись по комнате, коснулись старого комода в углу, скользнули по платяному шкафу и вылетели в приоткрытое окно.

– Спасибо, друг, – уже увереннее произнес я и погладил спящего монстра; шерсть под пальцами вздыбилась, но тут же опустилась, и я уловил слабую вибрацию наподобие кошачьего урчания.

Вот как-то так Атта стал не просто моим питомцем, игрушкой, а другом и защитником. Настолько, насколько монстр способен быть другом. И, знаете, если бы мне вновь предоставили выбор, то я, не раздумывая, скорее снова открыл бы друга в монстре, чем наоборот.

Глава 11

Белый туман и синяя дверь

Я с трудом разлепил глаза: уснул лишь под утро и словно совсем не спал. Разбудил меня на этот раз вовсе не кошмар и даже не подкроватный монстр, а уколы шагов за дверью. Словно антилопа куду гарцевала по коридору, цепляя рогами за люстру. Но нет. Конечно же, никакой антилопы в нашем доме не было. Но была тетя Ви. И это ее острые шпильки дырявили паркет, а хрустальный перезвон – всего лишь голоса ее украшений: птичий базар серебра, злата и самоцветов.

Я зевнул во весь рот, ощутив, как по телу проходит волна блаженства, которая возникает лишь на грани сна и яви. На автомате свесил

ноги с кровати, потер глаза и, не найдя в себе сил подняться, завалился на бок.

Какого брауни, в самом деле? У меня каникулы!

Подхватив уголок одеяла и натянув его на себя, я раскачал свое бренное тело, задал направление и перевернулся, как полено, пущенное с горки. Обернувшись в белый хлопковый кокон, я червячком пополз к подушке. Нынешнее мое состояние обещало сладкое возвращение в мир грез. Вдруг я уперся носом в сгусток шерсти. Шерсть пришла в движение, зашипела и, развернувшись, как еж, уткнулась в мое лицо двумя рядами острых клыков!

– Сгинь, Атта, с моей подушки, – пробубнил я, хватая рвущийся сон и не давая ему совсем раствориться в реальности.

– Сам сгинь, – четко произнес монстр, свернулся в клубок и, подобрав хвост, лишь сильнее вжался в подушку.

Я удивленно таращился на Атту, не зная, чему удивляться – прогрессу в освоении языка или наглости. Пришлось довольствоваться малым: по-сиротски прилечь на уголок, вернее, ушко подушки.

Пострассветный ветерок ворвался в комнату, неся свежесть утра. Тот еле уловимый холодок, что бывает лишь летом и заставляет втянуть новый день полной грудью и попробовать удержать ночь. В такие моменты я ощущал себя мостом между мирами, растворяясь в миге и чувствуя вечность. Вот бы еще нос мне не щекотала лиловая шерсть чудовища! Подкроватные монстры должны спать ПОД кроватью, а не поперек ее!

Каблучки все еще вспарывали коридор и замирали, лишь когда стонали и хлопали двери. Но вот и они зазвенели все тише и тише, пока совсем не смолкли.

Под защитой лимонного солнца я засыпал. Медленно опускаясь, как выроненная ложка в абрикосовый сироп, я утонул в сладкой пустоте забвения. Через пару часов я обязательно буду бодр и готов к новым свершениям. Первое из которых – оторвать голову от подушки и принять вертикальное положение. Но это потом. Не сейчас.

– Аттатата!

Крик монстра разорвал мой сон, и я подскочил, как ужаленный. Атта сидел передо мной и глядел красными светящимися глазами. Я не сразу заметил, но в комнате стоял полумрак. Я осторожно взглянул в окно: вместо голубого неба клубился сизый туман, больше похожий на дым. Мой друг монстр выглядел иначе. Шерсть пепельная, местами с красными пятнами, клыки стали длиннее, так что рот уже не закрывался, лапы массивнее, когти зловещее…

– Атта? – робко позвал я.

Монстр наклонил голову на бок и, не мигая, продолжил буравить меня красными прожекторами глаз. Из пасти потянулась ниточка слюны и, коснувшись моей груди, впиталась в футболку.

И вот туман нашел лазейку в комнату. Белый дымок сочился из-под двери и в открытое окно. Постепенно мебель и окружающие предметы вылиняли, потеряли цвет, словно я был на старой фотографии. Стало жутко. Я даже боялся взглянуть на свои руки. Вдруг и я обесцветился, истончился, стерся?

Скрипнула дверь, и монстр оглянулся. Я, словно деревянный, медленно посмотрел в ту же сторону.

Вся комната была залита молоком тумана. Я не мог различить ни шкаф, ни стол, ни окно, но вот дверь… Дверь сияла ослепительно яркой синевой. Жгучий ультрамарин прямоугольником надвигался на меня, обнажая тьму за собой. И в этой тьме кто-то был. Высокий мужчина с грустными глазами. Одна рука все еще держала латунную круглую ручку двери, а другая была небрежно засунута в карман пальто. Он смотрел на меня и криво улыбался, но в улыбке этой была печаль. На его шее блестел какой-то медальон, похожий на кривую палочку, а у его ног вился сгусток мрака, смутно напоминающий ушастую черную кошку.