Мораль ментального мага
Шрифт:
— Да. Наглядно, — сообразила наконец Исса. Действительно, менталист, который сознательно предпочёл службе у императора место обыкновенного преподавателя, очень хорошо понимал её проблему. Выбора, правда, не облегчал. — И что вы почувствовали, когда выбрали университет?
— Облегчение. Громадное облегчение.
— Не жалеете?
— Это было самое разумное решение в моей жизни, и жалею я только о том, что долго не решался. Дотянул до того, что едва не стало поздно, — как будто с горечью усмехнулся он, но развивать тему не стал и не позволил собеседнице уточнить, продолжил: — Но вы не спешите делать выводы. Даже если пойдёте
— Справедливо, — кивнула Исса. Всё-таки этот дракон и правда видел её насквозь. — А всё-таки, почему вы гуляли именно здесь? Можно пойти, например, полетать. Преподавателям же можно.
— Любовался. — Цитрин усмехнулся, не глядя в её сторону.
— Ночью? Чем?
— Ладно, будем считать, что вы меня поймали. Танцами. Я любовался танцами. — Менталист открыл глаза и искоса посмотрел на неё, не до конца повернув голову. — У вас замечательный клуб. Я отправился прогуляться, размял крылья, а потом вспомнил, что сегодня встреча вашего клуба, и решил полюбопытствовать.
— А не проще было войти? Вас бы не прогнали, — пробормотала Исса.
— Но вы бы наверняка смутились разговоров и слухов и ушли. Не хотелось портить вам вечер. Да к тому же и смотреть тогда стало бы не на что… — пробормотал себе под нос и опять отвернулся, прикрыл глаза.
— Вы следили… за мной? — с трудом выговорила она.
— Не следил, а любовался, — педантично поправил он и добавил со смешком: — Если бы следил, знал бы, что вы сидите тут, и не попался так глупо.
Неприятная, натянутая тишина повисела с минуту, может дольше. Исса никак не могла понять, как реагировать на сказанное и, главное, сделанное. Хотелось ругаться, но это глупо — если бы не случайность, она бы так ни о чём и не узнала, да и смотрел он не в окна спальни, ничего предосудительного. Опять. Потрясающая предусмотрительность…
Недовольство щедро разбавлялось смущением и, что уж там, удовольствием. Цитрин не походил на потерявшего голову от влюблённости человека, и всё же его отношение очень льстило, чем усиливало неловкость.
В итоге Исса решила поступить самым благоразумным, как казалось, образом: сделать вид, что всего этого не было. Он не говорил, а она не слышала, и они просто случайно встретились.
Первым нарушил тишину Цитрин.
— Так, а что это я расселся? Пойду, — решил он и внимательно уставился на Иссу. — И вам бы не стоило сидеть тут, от стекла холодом тянет.
— Доброй ночи, — не стала спорить она и тоже поднялась вслед за мужчиной. — Вы правы.
***
Это была плохая идея — в седмицу, как обычно, начинать день с тренировки. Лучше бы Исса как следует выспалась, что в последние дни удавалось редко. Пробежка и разминка дались с трудом, на одном упрямстве, но и этим сердитая на себя змея не ограничилась, а решительно вписалась в Большую Возню.
Всевозможные соревновательные игры среди боевиков поощрялись преподавателями — лучшая практика, кроме того, что молодёжь могла сбросить дурную энергию. Дежурный маг, наблюдавший за тренировочным залом в выходной, в такие стихийные турниры не вмешивался, помогал только по просьбе или выступая в качестве третьей стороны, способной рассудить спор.
Далеко не все боевики проводили седмицу здесь, по сути за учёбой, но пара-тройка десятков желающих с разных
Большая Возня сводилась к драке стенка на стенку с элементами стратегии: надо было добыть вражеский флаг из дальнего угла зала и притащить к своему. Случалась она редко, только когда дежурил Селим Озан, один из старших преподавателей, пожалуй самый любимый студентами.
Этот старый кентавр владел стихией земли и обладал таким могуществом, которое большинству и не снилось. Мощного сложения, огромного роста, он напоминал Иссе Янтарноглазого — героического полубога из древних времён и старых змеиных сказок. По легенде, он защитил побережье, когда оно стало уходить под воду, попросту приподняв огромный пласт земли. Тем, конечно, не ограничился, совершил ещё много славных подвигов, но — чуть меньшего масштаба.
До эпического героя кентавр не дотягивал, всё ж не полубог, но устроить студентам забаву мог и, самое главное, с удовольствием на это соглашался.
Полоса препятствий существовала в дальнем тренировочном зале, и обычно студентов туда просто так не пускали: слишком сложная и ценная конструкция, ещё сломают! А если не сломают — то натренируются так, что быстро привыкнут, а смысл её был не в том, чтобы затвердить действия в привычной обстановке, а чтобы научиться действовать в непредсказуемой. С помощью встроенных весьма сложных артефактов полосу можно было произвольно поменять, для чего требовалось участие нескольких опытных преподавателей: слишком много силы жрала система.
Селим Озан справлялся с такой задачей в одиночку, а главное, соглашался взять на себя ответственность за студентов во время этих игрищ. То ли считал, что им это полезно, то ли просто любил наблюдать за Большой Вознёй.
Команды делили жеребьёвкой, после которой преподаватель обычно «причинял справедливость»: порой выходило так, что на одной стороне оказывалось заметное преимущество, и тогда слепой жребий приструнивался непреклонной преподавательской волей.
В первом варианте разделения Исса с Яманом, который всё утро поглядывал на неё, но так и не решился подойти, оказались на одной стороне, вмешательство Озана раскидало по разным. Молодой кентавр состроил недовольную гримасу, когда его отправили в другую команду, но спорить из-за такой мелочи не стал.
Согласовали правила, выбрали командиров — Ямана у противника и Лина, парня с последнего курса, в команде Иссы, как самого опытного. Знала она его шапочно, впечатление тритон производил странное: вроде бы опытный и серьёзный парень, он вызывал желание держаться подальше. То ли виной тому слишком резкие черты лица, то ли взгляд, то ли противоположная стихия, но змея радовалась, что видится с ним нечасто.
Первый взгляд на полосу заставил выругаться всех. Озан сегодня был в ударе: Большая Возня предстояла в грязи. Под сводами зала простиралось неглубокое болото, разбавленное невысокими деревцами и произвольно раскиданными каменными обломками. Растительность была неживой, но пройти себя насквозь не позволяла. Над болотом стелился влажный жар с запахом гнили, разбавленный правдоподобной иллюзией роящейся мошкары. Радовало одно: укусить насекомые не могли, в реальности в такой местности пришлось бы тяжелее.