Морально испорченная
Шрифт:
— Мистер Галлагер. — Я приглашаю его присесть. Он ничего не говорит, только пялится на меня своими светло-голубыми глазами. Наконец он кивает и садится.
— Чем я обязан этому визиту? — спрашиваю я, складывая руки перед собой. Губы Куинна медленно тянутся вверх.
— Думаю, ты прекрасно знаешь, чем, — отвечает он.
— Я не могу сказать, что знаю. — Я притворяюсь невеждой.
Куинн фыркает, прежде чем добавить:
— Конечно… Барнетт. — Мое выражение лица застывает при этой фамилии. Я не слышал ее уже более десяти лет.
— Барнетт? —
— Стоп! — Он поднимает руку, и закрывает глаза, будто он на грани. — Давай пропустим всю фазу отрицания. Я знаю, кто ты. Или… — Он смотрит на меня сверху вниз. — Кем ты был.
Я поджимаю губы.
— Я не знаю, что вы хотите здесь узнать…
— Знаешь… когда я увидел тебя, я сразу понял, что это не в первый раз. Но мне пришлось хорошенько подумать, чтобы вспомнить, откуда я тебя знаю. — Он ухмыляется, вероятно, зная, что я уже у него в руках. Это то, чего я боялся все это время. Затем он идёт еще дальше и подталкивает ко мне фотографию.
Я бросаю на неё взгляд, и вдруг перевожу вопросительный взгляд на него.
— Представь себе мое удивление, когда я наткнулся на эту фотографию. Ты был любимым чемпионом моего дяди. — Он кивает в сторону фотографии, на которой изображен окровавленный человек в синяках рядом с мужчиной в костюме, позирующим перед камерами.
— Я оставил ту жизнь позади, — кратко отвечаю я, но он продолжает.
— Глядя на твои обстоятельства сейчас, не похоже, что ты это сделал. А еще эта твоя жена… Она знает о твоём прошлом? Думаю, что нет. Хотя, судя по тому, что я слышал, вы оба из одного теста.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — говорю я, пытаясь понять, что он знает о Бьянке.
— О, да ладно, думаю, ты нашел единственную женщину, которая совершила свое первое убийство в десять лет. Скажи, вы обмениваетесь записками о своих жертвах? — Я прекрасно понимаю, что он делает это специально, чтобы разозлить меня, поэтому я молчу.
— Не осуждаю. — Он пожимает плечами. — В нашем мире редко руки бывают чистыми от крови. Мне просто любопытно, как вы развиваетесь. — Он делает паузу и изучает меня. — Не каждый день увидишь такую пару, как ваша. Черт, если бы моя жена была такой, я бы не провел последние несколько лет за решеткой. — Куинн указывает на несколько татуировок на своей руке, вероятно, чтобы доказать мне, что он провел годы за решеткой. Похоже, мое первоначальное впечатление оказалось верным. Он действительно отсидел.
— Ваша жена отвернулась от вас? — спрашиваю я, и его глаза, кажется, темнеют при ее упоминании, но он просто пожимает плечами.
И вот так я вернулся к своей первоначальной дилемме. Даже если бы я смог выдать Бьянку, я был бы просто лицемером, ведь мои руки тоже испачканы кровью.
— Мне интересно, что случилось с настоящим Теодором Гастингсом, — меняет он тему.
— Он мертв, — отвечаю я, и он подозрительно поднимает брови.
— Не думал, что вы такой вероломный тип, мистер Гастингс, — ударение на моей фамилии не осталось не замеченным, но я чувствую
— Не от моей руки. Вы, наверное, понимаете, как он оказался мертв.
— Верно… теперь, когда я об этом думаю… — Он оглядывает меня с ног до головы — Мой дядя восторгался тобой. Тихий, трудолюбивый. Ты никогда не доставлял ему проблем… до того, как ты исчез.
Я поджимаю губы, мне не нравится, к чему все идет.
— Ты ведь понимаешь, что мой дядя все еще владеет тобой? — скучающим тоном спрашивает Куинн, и мои руки сжимаются в кулаки.
— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. Он знает, что у него на крючке я, поэтому его улыбка — чистое зло.
— Эх, — он машет рукой. — Я этого не потерплю. Ты нам больше нужен в костюме, чем на ринге. Моему дяде придется смириться с разочарованием. С другой стороны, ты… скажем так, веди себя прилично.
— Так вот зачем вы сюда пришли? Чтобы угрозами заставить меня подчиниться?
— Вовсе нет. Я просто хотел напомнить тебе, что вещи редко остаются по-настоящему погребенными под землей. Ты можешь наслаждаться тем, что у тебя есть сейчас, или… можешь потерять всё это. — Говоря это, он поднимается на ноги.
— Полагаю, скоро увидимся, мистер Гастингс. Было приятно поболтать. — Он наклоняет голову и выходит из моего кабинета.
Я остаюсь один, и мои мысли возвращаются к той ночи, когда я нашел своих родителей убитыми на кухне. Не могу не спросить себя, стоит ли месть всего, даже продажи души дьяволу. Но одной только картины моей матери с простреленной головой и отца, лежащего в луже крови, достаточно, чтобы напомнить мне, за что и почему я борюсь. Я могу вынести все, что они мне подсунут, лишь бы получить голову Хименеса на блюдечке.
Меня никогда особо не волновала моя нынешняя жизнь, разве что как средство для подготовки мести.
Во всяком случае, до Бьянки.
Теперь терять уже нечего.
Глава 25
Адриан
16 лет назад
После убийства родителей я понял одну вещь. Каким бы умным ни был ребенок, он всего лишь ребенок. И никто не воспринимает ребенка всерьез.
Я потратил столько времени, пытаясь убедить полицию, что никакого ограбления не было, но вскоре стало ясно, что они никогда не станут слушать четырнадцатилетнего подростка. Даже когда я рассказала им о незнакомце, Греге, и списке, который ему дали мои родители.
— Это не теория заговора, парень, — сказал мне один из полицейских.
Мне пришлось стиснуть зубы и идти дальше, зная, что я должен сделать это сам, если действительно хочу что-то изменить.
Но будучи не несовершеннолетним, у системы были на меня другие планы. Большинство из которых были связаны с чередой приемных семей в районе Бостона. Я побывал в двух домах, до того как понял, что это не для меня. В первом из них всё было хорошо, если под «хорошо» тот минимум, который необходим для поддержания жизни. Меня перевели из него, когда в доме стало слишком много детей, все до десяти лет.