Морально испорченная

Ланцет Вероника

— А что насчет наркотиков? Я все еще не могу поверить, что ни разу не заподозрил, что ты употребляешь…

Впервые она кажется пристыженной.

— Это… Я пытаюсь бросить.

— Черт! — повторяю я, расхаживая по гостиной.

— Теперь, когда все раскрыто, мы можем улучшить наши отношения. Я могу быть Пинк для тебя каждый раз, когда ты захочешь. — Она игриво облизывает губы, а я просто… ошеломлен.

— Ты правда не понимаешь, да?

— Что? Теперь ты знаешь правду. Мне больше не нужно прятаться.

— Ты причинила мне боль, Бьянка.

Ты лгала и манипулировала мной, чтобы я женился на тебе. Ты чертова убийца, ради всего святого. И ты хочешь, чтобы мы просто продолжили жить, как ни в чем не бывало? Как будто я не смотрю сейчас на незнакомку?

— Ну… да. — Она склоняет головой на бок, как бы обдумывая эту идею.

— Это не реально… — Я вскидываю руки.

— Нет больше никаких отношений, Бьянка. Их, блядь, похоже, никогда и не было, — говорю я ей, когда и мое собственное сердце разрывается с этими словами. — Нет нас. Я хочу, чтобы ты ушла. Из дома, из моей жизни. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Всё кончено.

— Но Тео… — Она начинает протестовать, но с меня хватит. Я не узнаю свой собственный голос, когда кричу на нее.

— Убирайся к чертовой матери. И даже не думай больше приближаться ко мне. Ты мне противна.

Поворачиваюсь спиной и ухожу от нее, направляясь в одну из гостевых комнат на ночь, запирая дверь. Разве не смешно, что теперь я боюсь, что она может убить меня?

Я смеюсь над собственной глупостью и, возможно, над тем, как все это совпадает. Возможно, это все-таки судьба.

Моя собственная жена, социопатка… хладнокровная убийца. Притворщица.

Да, возможно, это карма.

Поскольку я самый главный притворщик из всех.

Глава 23

Бьянка

Я не знаю, как вышла из квартиры и где нахожусь. Я никогда не видела Тео таким расстроенным, таким безутешным. Когда он сказал, чтобы я убиралась, и что я противна ему, внутри меня что-то оборвалось. В груди что-то сжалось.

Я встаю на минуту и бью себя кулаком в грудь, чтобы немного ослабить дискомфорт. Неужели у меня сердечный приступ? Есть кое что, что можно сказать о состоянии, в котором я сейчас нахожусь… Я никогда не чувствовала себя так раньше. Может ли кто-то чувствовать себя умирающим, когда он очень даже жив и физически не пострадал?

За многие годы я получила свою долю ранений, нанесенных различным оружием и разной степени тяжести. Это даже не самая сильная боль, которую я выдержала, когда мы с Владом застряли в Нью-Мехико без медицинского оборудования, но с бутылкой виски и нашими ножами.

Он выковырял пулю из моего бедра лезвием и залил ее спиртом, а я как-то удержалась от крика. А сейчас?

Я трясу головой и, спотыкаясь, иду вперед, держась за стену здания рядом со мной для поддержки.

На моем лице что-то мокрое. Я дотрагиваюсь до него рукой и понимаю, что это слезы.

Я… плачу? Я никогда не плакала, если только не притворялась.

Никогда.

Я начинаю паниковать, мое дыхание выходит из-под контроля. Что со мной происходит? Неужели я наконец-то сломалась?

Я пытаюсь

поставить одну ногу перед другой, чтобы добраться до другой квартиры, но все мое тело слишком тяжёлое. Почему я пошла пешком, а не поехала на машине, я не знаю.

Из тумана, застилающего мой разум, я слышу свист. Я морщусь, но продолжаю идти. Свист, кажется, усиливается. На секунду я оглядываюсь и понимаю, что прошла станцию на 5-й авеню, значит, я, должно быть, нахожусь в районе 62-й улицы. Я не сбавляю темп, пока свист не раздается прямо у меня за спиной. Как раз в тот момент, когда я жду, когда он пройдет мимо меня, чья-то рука больно хватает меня и толкает в сторону переулка.

Отлично.

Я дергаю рукой, пытаясь освободиться, но это только заставляет нападавшего обращаться со мной еще грубее. Я ударяюсь о стену, и в лопатке расцветает боль.

Черт. Я морщусь.

Подняв голову, я вижу пожилого мужчину с неопрятной внешностью, который смотрит на меня.

— Отпустите меня, — говорю я, быстро прикидывая все пути отступления.

— Сейчас, малышка. Выходить на улицу в такой час небезопасно. — Он говорит невнятно, но меня поражает его обращение «малышка». Мое сознание сосредотачивается на этом слове, и все как будто отступает.

Он тянется к моей рубашке, его торопливые агрессивные движения рвут материал. Этого достаточно, чтобы я очнулась от своего умственного тумана. Я вырываю руку и локтем задеваю его под подбородком, заставляя его упасть назад.

Теперь я могу убежать, если захочу. Я могу оставить его здесь и удрать.

Но я этого не делаю.

Мои глаза, должно быть, остекленели от безумного взгляда, потому что, увидев, что я приближаюсь к нему, он делает шаг назад.

Я следую за ним и наношу удар, попадая в живот. Затем я бью его коленом по яйцам, пока он не сворачивается калачиком у моих ног.

— Пожалуйста… — хнычет он.

Я не останавливаюсь.

Мои кулаки бьют по его лицу, кажется, целую вечность. Я бью, бью и бью, боль в груди усиливается и заставляет меня бить все сильнее и сильнее.

Я чувствую, как хрустят кости.

Кожа на моих костяшках медленно сходит, когда я врезаю их в него. Его скуловая кость раздроблена, и куски разлетаются, пока я продолжаю бить. Я останавливаюсь только тогда, когда чувствую мягкость, поглощающую мои костяшки, и понимаю, что, вероятно, добралась до его мозга. Резко вздохнув, я позволяю себе упасть рядом с его телом. Мертв. Он мертв.

Я убила его.

Я чудовище.

Я отвратительна.

Слова Тео продолжают звучать в моей голове, и мои слезы неудержимо льются.

Мне не требуется много времени, чтобы понять, что с этим нужно что-то делать, поэтому я быстро хватаю телефон и набираю номер Влада.

— Я… убила его, — говорю я между всхлипами и икотой.

— Маленькая богиня? — спрашивает он обеспокоенно, и я слышу движение. — Где ты?

Я называю ему свое местоположение, и он говорит мне ждать. Опустив руку, держащую телефон, я смотрю на бойню перед собой.