Моральный патруль. ОбличениеЪ
Шрифт:
Ресницей чудом я уцепился за куст саксаула, поддержал веком – да, кожа лопнула, но мельчайший импульс отбросил меня на смотровую площадку, к рыжебородым гномам.
Я выжил, и с тех пор каждый вторник в Костеле ставлю свечку реснице.)
Девушка идеальная, как ровная скала, и ресницы мои не зацепились бы за её идеальность.
Князь обмерял красавицу линейкой, заглядывал ей в рот, раздирал пальцами губы, ставил на весы, просеивал волосы на предмет вшей, с лупой осматривал кожу – ничего неидеального не нашёл, как не искал в кровати жены любовника.
Девушка
Мы с князем отошли на совещание, долго размахивали руками, спорили, плевались, поглядывали на идеальную девушку – невозможно, чтобы идеал существовал; природа творит неидеальное, нет в Мире идеального.
Если девушка идеальная, то и мы – идеальные сыскари идеального – слишком много для праздника жизни.
«Голос!» — мы с князем вскричали хором, ударили ладонью о ладонь – так прачка приглашает хозяина кальсон.
Если у девушки окажется дурной голос, то красавица выпадает из ряда идеальных, потому что у идеальной девушки и голос идеален, как рельсы в Космосе.
Но опасения, что и голос – идеален, нас подкосили, мы упали друг на друга, вызвали по телефону перевозку шкафов – зачем, к чему нам шкаф – не объяснили даже себе, словно нас превратили в безропотных кротов.
И по одной мысли, одним слогом действия, мы подползли к нашим брошенным пистолетам, подняли и одновременно выстрелили в девушку, чтобы она уже никогда не опорочила свою идеальность голосом.
Восхитились вообразимо!
И сейчас, девушка, если вы уверены, что я — Настоящий Человек, идеальный, как дух Эль-койота, то проследите за моими действиями.
Если найдете их идеальными, и после моих манипуляций останетесь во мнении, что я — Настоящий Человек, то ненависть моя созреет, окрепнет бетоном в бетономешалке, и я стану вашим опекуном!
Я бросил поиски настоящей идеальной девушки, и занялся более интересными разработками – ищу идеального мертвеца, идеальный труп, что полагаю проще, чем – идеальная девушка, потому что трупы не разговаривают!»
Черный человек отвернулся от меня, засунул руки в карман, извлёк горсть конфет с пылинками махорки, с негодованием отбросил конфеты в могильную яму, пошёл к старому замшелому могильному камню с выцарапанной неприличной хайку.
Хайку я не приведу вас сейчас, потому что она не о весне, а все хайку не о весне – подделка, как нож из бумаги.
От ворот в нашу сторону двинулась тень – еще маньяк, но отметил, что место занято, витиевато выругался на сложном Марсианском наречии и белым медведем растаял в кладбищенской темноте.
Человек или зомби охватил могильный камень, тянул, пыхтел; я отчетливо услышала тугой треск и подозрительный мелкий звук; со свечей подошла – свеча вспыхнула, опалила мне брови – я усмехнулась, сказала себе, что спалила пыльцу девственности.
Штаны на ягодицах маньяка лопнули, показали видавшее виды непотребное, отвратительное в своей бесстыжей
Тотчас наваждение пропало синим туманом; вожделение схлынуло от бедер и ударило в мозг чувством глубочайшего стыда и раскаяния, словно я спутала иголку и нитку.
Не идеальный, кладбищенский маньяк, что променял поиски идеальных девушек на поиски идеального трупа; он – порок, грех, ожившая бесовская гордость.
Убила бы маньяка, да испугалась, что он ответит мне могильным камнем по голове, а затем будет искать во мне черты идеального мертвеца без пола и без запаха.
Нет, он не идеален, а вы, командир морального патруля – идеальный! – Жена художника отпрянула в величайшем волнении, промокнула щечки батистовым платочком с изображением древней Лонны Мизы.
— Деньги! Штраф давай! – Конан варвар возвращал к действительности, снимал роковую пелену с умов заслушавшихся патрульных.
— Дам, всё тебе отдам, красавчик культурист, кловун силач! – жена художника с криком раненной собаки переметнулась от графа Якова фон Мишеля к Конану варвару, схватила его за руку, и с силой, равной силе трёх собирателей риса, потянула его на второй этаж по лестнице (Конан варвар пожал плечами, но последовал за Милавицей – к деньгам). – Стой, смотри на мою парализованную бревном бабушку, – Милавица втащила Конана в спальню, подвела к гробу, в гробу лежала толстая старушка; злобно оглядывала варвара, словно он – демон смерти. – Она не двигается, но мне кажется – врет, по ночам у нас пропадают продукты из холодильника; возможно, что — мыши, но и бабушку не исключаю, потому что она затупила мою душу, как топор ломается о камень. – Милавица приподняла половицу, извлекла толстый кошель – радость профсоюзного лидера. – Серебро, не больное, светлое, как мои песни.
Я понимаю, что ты никогда не женишься на мне, красавчик, обожаю тебя, хочу тебя, хоть на день, хоть на сто лет, дуб ты – мореный.
Ты спишь только с богатенькими дамами, за деньги, собираешь золото, потому что кудри твои Космические нуждаются в ежедневном уходе, а на питательные белковые смеси денег не хватает.
Мы, красивые женщины, белОк получаем другим способом, натуральным, а культуристы - искусственным; культуристы-кловуны – обожаю кловунов силачей – нет ничего более, прекрасного, чем кловун на арене цирка, кловун в пальто или в царской мантии из горностая, а затем срывает с себе одежды и остается в броне мускулов, как ты.
Деньги – штраф, я – штраф, оштрафую тебя; красавчики силачи обожают, когда тонкие девушки наказывают их плётками из змеиных шкур – так провинившегося школьника учитель пытает током высокого напряжения.
К твоей мошонке подведу провода от высоковольтки…
Ах, стыдно! Ирония судьбы! – Милавица прикрыла личиком подолом, заголилась до пупка, будто ветер перемен отметил её на конкурсе Вселенской красоты. — Что я говорю, когда не достойна даже одного твоего поцелуя, а в нём — песня гор и морей.