Морана
Шрифт:
— Тц! Над контролем еще работать и работать.
Подтверждая это, один из брусков пола отчетливо треснул и слегка провалился вниз. Сверившись с внутренними часами, беляночка еще раз вздохнула, поглядела на бледнеющий серп Луны в начавшем светлеть небе, и поплелась одеваться — почти неслышно ворча что-то о том, что начинает понимать отшельников. Ну в самом-то деле, ведь ни на что времени толком не хватает!
Из-за случившейся во французском городе Виши трагедии, вместо первомайских праздников и военного парада по всему СССР был объявлен недельный траур — во время которого повсеместно проходили общественные церемонии прощания с погибшими. Неожиданность и нелепость столь большой утраты буквально ошеломила весь советский народ, и его передовой отряд в виде Всесоюзной коммунистической партии большевиков… Особенно переживали крупные хозяйственники и первые секретари республик, напряженно гадая и высчитывая — кто же теперь займет кресло председателя СНК? Новая метла всегда метет по-своему, а большинство партфункционеров и значимых
Однако его итоги многих очень сильно удивили: седьмого мая во всех газетах Советского Союза появилось изображение нового председателя СНК товарища Сталина, рядом с которым напечатали фото и его первого заместителя Кирова Сергея Мироновича — что означало плавный переход от завершившихся траурных мероприятий к небольшому всенародному празднику. В смысле, это вызвало полное одобрение и поддержку всех советских граждан: «Мироныча» в народе знали, уважали и любили едва ли не наравне с самим Вождем — и за его неустанную заботу о простых работягах, за массовое строительство удобных квартир-«кировок» и быстросборных частных домов, и за многое остальное. Наркомом иностранных дел ожидаемо поставили заместителя покойного Молотова по НКИД, известного своим миролюбивым нравом Андрея «Ягуарьевича» Вышинского. Но вот чего никто не ожидал, так это назначения кандидата в члены Политбюро товарища Маленкова первым секретарем Ленинградского обкома — вместо авторитетного идеолога партии Жданова, которого Пленум единогласно утвердил начальником Главного политического управления РККА, и заместителем товарища Сталина в Секретариате ЦК ВКП (б). Вторая должность в Партии!!! Таких поистине тектонических сдвигов на властном Олимпе никто даже и не предполагал. Однако вставшие в позицию низкого старта амбициозные карьеристы напрасно ждали интересных предложений: у каждого из политических тяжеловесов была своя проверенная-довереная команда, и замена «стареньких на новеньких» прошла так слаженно и быстро, что впору было думать о некоем давнем «договорняке», прошедшем мимо широкой партийной общественности. Что же касается беспартийных, то их больше интересовали не главные вожди страны, а товарищи со второго плана. К примеру, мало кто понимал, почему кандидата в члены Политбюро товарища Берия сняли с наркомов внутренних дел и поставили на какой-то Спецкомитет. Вроде справлялся Лаврентий Павлович с прежней работой… И опять же, до него всех наркомвнудел с Лубянки, образно говоря, выносили только вперед ногами: такую уж своеобразную традицию заложил основатель ВЧК-ОГПУ Дзержинский. В смысле, отдавать все свои силы и саму жизнь непримиримой борьбе против врагов трудового народа. Товарищ Менжинский, к примеру, несмотря на слабое сердце и расшатанное здоровье, до последнего проводил совещния и коллегии на дому; сменивший его враг народа (что выяснилось далеко не сразу) Ягода был расстрелян — ну «железный» нарком Ежов вообще погиб в авиакатастрофе. Вот и гадал простой народ о странном назначении товарища Берии, ну и — что за такой Специальный комитет ему поручили возглавить? Вроде имелось Особое техническое бюро, но оно уже давно и плотно было под Кировым… Одним словом, ничего непонятно, но всем очень интересно! Настолько, что люди открыто обсуждали это в заводских курилках, спорили в пивных и перешучивались на полях во время обеденных перерывов. Или вот, к примеру — прямо на работе, как это происходило под одним из летних навесов бывшего минского аэроклуба, где на лавке со всеми удобствами расположились инструктор по самолетовождению и техник-моторист. Ах да: бывшего не в смысле его скорого закрытия, просто курсы при ОСОАВИАХИМ понемногу разворачивали в полноценную летную школу, в связи с чем его курсантов ожидали приятные сюрпризы. Ну, в плане вещевого и пайкового довольствия, денежных выплат, и первого воинского звания «младший лейтенант» ВВС — тем, кто успешно выпуститься в грядущем июне и выберет военную службу.
— Да я тебе говорю, Фролыч: строить будет! Лаврентий Палыч ведь по образованию архитектор?
— Ну?
— Мне парторг уже несколько раз говорил, что в четвертую пятилетку всем трудящимся будут улучшать жилищные условия. Прикидываешь, сколько строить придется?
— Ну!
Лаконичность инструктора была сколь выразительна, столь и извинительна: ушами и мимикой участвуя в разговоре с давним знакомцем, глазами мужчина отслеживал перемещения учебного-тренировочного «Як-7УТИ» — временами убирая от лица служебный бинокль и делая пометки в разложенном на коленях планшете.
— Так, погоди!..
Подхватив карандаш, он черкнул галочку напротив печатной строчки:
«Переворот Иммельмана»
И последовательно зачеркнул единичку и полторы возле фигуры пилотажа с поэтическим обозначением «Бочка», вписав от руки «многократная», после чего вновь уставился в бездонную чашу небес, выискивая оптикой верткую «муху» учебного истребителя — который как раз выходил из петли Нестерова.
— Вот я и думаю: пока Сергей Мироныч на Урале сидел, он там разработал и опробовал все, что только надо
— Твоими бы устами да мед пить, Панкрат: да только гложут меня сомнения.
— Чего это?!?
— А то ты не видел, сколько воинских эшелонов через Минск едет?! На что строить-то, если треть государственного бюджета на армию и флот уходит?
— Ну, положим, видел. Так ведь ты сам газеты читал про эпидемии на западных границах, и временную эвакуацию жителей… Обратно тех эшелонов не меньше катит! К тому же, как генерал Павлов прошлогодние учения продул, так эти покатушки туда-сюда и начались. Новый-то командующий Захаров, по слухам, из штабистов — а те большие любители маневры устраивать. Да ты сам посуди: от границы к нам сплошь пяхота едет, а в обратку конные дивизии!
— Ну-ну.
Пока техник шоркал по ушам преподавателю, карандаш в руках последнего успел отметиться галочками почти по всему списку простых и средней сложности фигур пилотажа, и начал нервно постукивать кончиком грифеля напротив графы «Штопор». Который совсем недавно перестал считаться фигурой высшего пилотажа и стал обязательным для изучения лишь курсантами «продвинутого» летного курса ОСОАВИАХИМ — и это притом, что от штопора регулярно гробились и очень опытные летчики!
— Подымишь?
— Позже!
Обстоятельно прикусив картонную гильзу и со вкусом прикурив от спички, моторист поинтересовался у буквально влипшего глазами в бинокль приятеля:
— Кто у тебя там крутится?
— Морозова.
— А, Белоснежка!?
Замерев на пару секунд, карандаш с почти ощущаемым удовольствием и облегчением вывел на плотной бумаге жирную «галку». Вскоре на планшет лег и бинокль, а его хозяин с удовольствием угостился душистым «Казбеком». Мимо дымящих как паровозы мужчин прокатился гудящий мотором биплан У-2, медленно выруливающий на взлетно-посадочную полосу; недалеко от нее прямо на сочной травке сидели парни из секции парашютистов, уже одетые в прыжковые комбинезоны и ожидающие возвращения загулявшего в небесах военно-транспортного «Ли-2». Сочно крыли кого-то по матушке в близком ремцехе, и этот кто-то так же крыл в ответ батюшку своего оппонента… Одним словом, жизнь на аэродроме шла своим чередом, и образцово-четкая посадка темно-зеленого «Як-7УТИ» никого особо не заинтересовала: ну разве что на радиовышке дежурный отметил в журнале время завершения полета, да водитель буксировщика лениво проследил за тем, как учебно-спортивный самолет занимает свое парковочное место. Чихнул и перестал гудеть мотор, превращая размытый диск пропеллера в три равновесные лопасти; блеснуло под лучами яркого солнца сдвигающееся остекление двухместной кабины — и на крыло вылезли мужчина-инструктор средних лет и молоденькая курсантка. Спрыгнув на твердую землю и продолжая начатый еще в небе разговор, они избавились от ремней парашютной системы вместе с отвисающими сзади сумками, сместились в тень от крылатой машины и начали махать руками. В смысле, наставник наглядно показывал ученице какой-то хитрый маневр — наверняка делясь с ней личным опытом боев в небе Испании. Девушка же не просто слушала, а явно задавала толковые вопросы, заставляющие инструктора цвести от удовольствия и вновь махать ладонями, изображая схватки своего «Ишачка» и вражеских «Мессершмитов».
— Смотри-ка на Колюню! Ну чисто флюгер-ветроуловитель.
Хохотнув над метким юморком моториста, преподаватель затушил остатки папиросины о каблук, кинул смятую гильзу в ведро с песком и вновь занялся бумагомарательством, заполняя до конца экзаменационную форму по сдаче контрольного пилотажа «основного-продвинутого» курса по Як-7УТИ. В папке с учебным делом курсантки Морозовой уже лежали похожие формы с «основным» курсом по полетам на легком транспортнике У-2, и «начальном» на среднем транспортно-военном Ли-2. «Начальный-ознакомительный» курс на новейшем авиаразведчике Су-6УТ, который кадровые военные летчики тихонечко обзывали летающим танком. И совсем свеженький (всего неделю как сданный) пока еще единственный «основной-продвинутый» на УТИ-4, то есть учебном «Ишаке» пятнадцатой модификации.
— … не могли даже от старого Эмиля', с которыми в Испании воевали; а от нового «Фридриха» тем более отскочить не получится. Но вот если он сам сдуру сунется в близкий бой, то тут уже…
Перестав изливать на внимательно слушающую его хорошенькую блондиночку наработанный собственным потом и кровью опыт, летчик-«испанец» мимоходом пожал протянутые ему руки преподавателя и слесаря.
— Гхм, ну, дальше ты уже знаешь. На сегодня у меня все, Александра.
Подождав, пока ученица отправится на склад-каптерку возвращать учебную форму и спасательный инвентарь, инструктор с облегченным вздохом плюхнулся на широкую лавку. Машинально охлопал себя по нагрудным карманам, надеясь обнаружить оставленную в раздевалке коробку папирос, благодарно улыбнулся Панкрату, услужливо подсунувшего картонно-никотиновую «палочку здоровья», прикурил и блаженно выдохнул:
— Кр-расота!
Размашисто расписавшись, преподаватель подсунул форму «контрольки» приятелю, который привычно лизнул химический карандаш и оставил свой автограф на плотной желтоватой бумаге.
— Умотала?
— Есть маленько.
Заметив, как он машинально потер продырявленное в чужом небе бедро, словоохотливый слесарь-моторист с готовностью приободрил «испанца»:
— Да она у вас двужильная, натурально! Некоторые после всех этих ваших поскакушек в воздухе — из кабин еле выползают и по полчаса отплевываются, да глаза таращат. Или вообще блюют. А Белоснежка, едва не вприпрыжку понеслась парашют сдавать. Эх-ма, где моя молодость!..