Море и берег
Шрифт:
Так через восемнадцать лет после своей гибели «Грузия» совершила еще один рейс. Теперь уже действительно последний. В море далеко от берега раздалась команда: «Приступить к затоплению». Державшийся на понтонах корпус теплохода дрогнул и стал опускаться вниз. Скоро волны сомкнулись над ним.
А по Черному морю и другим морям сейчас ходит новая «Грузия» - еще более красивый белоснежный теплоход, построенный в послевоенные годы. Когда мне случается видеть его, я вспоминаю ту, старую «Грузию», которая увенчала себя воинской славой.
Под охраной бомбардировщиков
В
Согласно приказанию сопровождать крейсер должны были эсминцы «Бдительный» и «Безупречный». Но у «Бдительного» обнаружилась неполадка в машине - сказались напряженные плавания. Его пришлось оставить в Туапсе, а «Молотов» и «Безупречный» без промедления стали готовиться к переходу в Новороссийск. Мы даже не пополнили запасы топлива - решили сделать это во время посадки войск.
Утром следующего дня корабли были уже в Цемесской бухте. В полдень начали грузиться и принимать пехотинцев - некоторые части 138-й стрелковой бригады, [148] мы не всю ее смогли перевезти предыдущим рейсом, - и несколько маршевых рот. Одновременно заполняли мазутом вместительные корабельные цистерны, создавая максимальный запас топлива. Для крейсера это составляет 1400 тонн, для эсминца - 505 тонн.
Из Новороссийска вышли в половине третьего ночи. Это было уже 15 июня. На крейсере находилось более 3000 бойцов и около 600 тонн груза, на эсминце - 680 человек и 55 тонн боеприпасов. Корабли сильно перегружены. Кубрики буквально забиты людьми и ящиками с боеприпасами. Случись пробоина от бомбы или снаряда - аварийная партия не доберется до борта. Грузы располагались в основном выше ватерлинии. Вследствие этого у кораблей снижалась так называемая метацентрическая высота, являющаяся показателем остойчивости. На крутых поворотах при уклонении от воздушных атак получался резкий крен - зенитчики не могли стрелять. Снижение остойчивости опасно и в случае шторма. Но что поделаешь, приходится рисковать. Севастополю тяжело.
До полудня следуем ровным 26-узловым ходом без каких бы то ни было происшествий. Затем над нами появляются два бомбардировщика. Однако ни крейсер, ни эсминец не играют боевой тревоги. Более того, я вижу, как улыбаются, глядя вверх, зенитчики «Молотова», радость и на лицах офицеров, стоящих на мостике. Бомбардировщики наши - «ДБ-3».
Это первый случай, когда большие самолеты, предназначенные вовсе для других целей, используются в качестве корабельного воздушного прикрытия. По правилам полагается, чтобы их самих в полетах сопровождали истребители. Но истребители, базирующиеся на кавказских аэродромах, не могут летать на такие расстояния. И вот их функции выполняют бомбардировщики.
«ДБ- 3» сопровождают нас в течение нескольких часов. За это время отряд преодолевает отрезок пути вдоль турецкого берега и выходит на прямой курс к Севастополю не с южной, как это делалось раньше, а с юго-западной, стороны. Это мы сделали, чтобы попытаться обмануть неприятеля. Теперь каждая миля приближает нас к наиболее опасному району, а гул авиационных моторов -родной, успокаивающий гул - стихает.
Правда, в интересах противовоздушной обороны мы имеем возможность пользоваться опытной радиолокационной [149] станцией «Редут-К», установленной на «Молотове» еще перед войной. Эта станция предназначена для обнаружения самолетов.
Я мало что знал о радиолокации до службы в отряде легких сил.
Но несмотря на известное несовершенство, «Редут-К» принес немалую пользу флоту. Крейсер «Молотов» не раз заблаговременно оповещал корабли в Севастополе и других базах о приближении самолетов противника. Мы не зря гордились этой технической новинкой. Уже тогда было ясно, что со временем она получит широкое распространение.
На пути к Севастополю, после того как улетели к своим аэродромам сопровождавшие нас бомбардировщики, операторы «Молотова» включили «Редут-К». И около 17 часов станция зафиксировала справа на расстоянии 65 километров наличие воздушных целей, которые, к счастью, пролетели стороной. Очень приятно было сознавать, что у крейсера такое отличное «зрение» - видит на десятки километров. Вот бы каждому кораблю такие «глаза». Но тогда это было лишь мечтой.
Когда мы стали подходить к Севастополю, то обнаружили, что не горит дальний огонь Инкерманского створа. Следовательно, ориентировка на входном фарватере будет весьма затруднительной. Ночь. В темноте, хотя берег и близко, никакого пеленга не возьмешь. За городом, где раньше горел створный огонь, взлетают осветительные ракеты разных цветов. [150]
Пришлось стопорить ход, чтобы осмотреться. Иначе можно попасть на минное поле. Кое-как сориентировавшись, медленно двигаемся к боновым воротам.
Враг обстреливает Северную бухту. Снаряды падают неподалеку от крейсера. Надо бы маневрировать поэнергичнее, быстрее швартоваться и освобождаться от груза. Но, как на грех, швартовка тоже задерживается. И винить Романова в этом трудно. Дует шестибалльный ветер, отжимая «Молотов» от причала. В базе буксиров уже нет - последний накануне потоплен немцами. К тому же причал разбит снарядами и бомбами - надо подходить осторожно. Но наконец швартовы закреплены, поданы сходни и лотки.
С разгрузкой управляемся быстрее, чем в прошлый раз. Еще полчаса уходит на то, чтобы принять раненых и увозимых на Большую землю севастопольцев. Приказываю Романову отдать швартовы.
Прежде чем оторваться от крымского берега, выходим на мерную милю и стреляем главным калибром по скоплениям войск противника в районе Камышлы и Алсу.
Принято радио - нас опять будут прикрывать бомбардировщики. Вскоре прилетели два «ДБ-3». Кажется, те же самые. Знали бы пилоты, как мы им благодарны.
Вдали на небе показалась темная точка. Сигнальщик докладывает: «Мессершмитт-110». Интересно, как поведет себя фашистский истребитель? Но выяснить его намерения так и не удается. Он кружится на почтительном расстоянии от нас, а затем скрывается. То ли не разобрался, какие бомбардировщики летают над кораблями, то ли, узнав их, решил не рисковать. А может, пошел за подмогой?