Море играет со смертью
Шрифт:
Конечно же, кто-то снял на мобильный телефон и ее. Время сейчас такое: желание получить пару эффектных кадров легко подавляет и мораль, и нравственность. К чести рода людского, доморощенных операторов было немного, всего один нашелся.
Продать ролик через Сеть снимавший не мог: интернет был отключен. Официально считалось, что это из-за грозы, но Марат знал, что погода здесь давно уже ни при чем. Сеть глушили намеренно: чтобы по миру мгновенно не разлетались шокирующие кадры.
При этом такие ролики быстро теряли актуальность и цену. Человек, снявший жуткие кадры, знал об этом, а денег ему как раз хотелось. Поэтому с видео рыдающей женщины он сразу
И вот тут в бригаде случился первый крупный конфликт. Режиссер, естественно, пришел от видео в восторг и захотел использовать такие искренние, болезненные кадры в фильме. Марат уперся, заявив, что если в фильме будут эти кадры, то там не будет его, Марата. Режиссер был оскорблен по самую кепку, он рвал, метал, громыхал что-то о зажравшихся звездах, цена которым – грош в базарный день. Марат указывал, что если он откажется, его не купят ни за грош, ни за два.
В качестве третейского судьи привлекли Катрин. Она, едва проснувшаяся после несомненно бурной ночи, долгое время вообще не понимала, чего от нее хотят. Когда расклад до нее дошел, продюсер немедленно стала на сторону режиссера – потому что чужое горе продается хорошо и дорого. Марат ожидал этого, он повторил ей те же аргументы, что и всем остальным. Катрин, в отличие от режиссера, правильно оценивала уровень его упрямства. Она не сомневалась, что если понадобится сорваться с цепи, Марат собственную кожу и мышцы в кровь порвет, кости переломает, но сделает так, как решил. Подсчитав что-то в уме, она пришла к выводу, что раскрученный артист принесет фильму больше денег, чем минутный ролик удручающего качества.
В итоге видео купил Марат на собственные деньги – и тут же удалил, лично осмотрев телефон оператора и убедившись, что копии не осталось нигде. Оператор, не понимавший этих манипуляций, радостно попросил автограф, но разговор получился коротким и далеко не дружелюбным.
Когда проклятое видео было удалено, стало легче. Марат погрузился в работу, конфликт с режиссером требовалось сгладить, поэтому он больше ни в чем не возражал. Однако думать продолжал о той женщине на берегу… Он чувствовал ее боль. Отчасти – но чувствовал! Получается, он настоящий еще не слился с собственными ролями, он по-прежнему существует. Вот только чувствует он одну лишь боль, и ни к чему хорошему это не приведет.
Режиссер отпустил его во второй половине дня, ближе часам к четырем. Отвлекаться на работу больше не получалось, а отвлечься хотелось. Цели у Марата не было, и он бродил по отелю, только-только оживавшему после пика полуденной жары.
Так он и добрался до одного из бассейнов, удачно оформленных под природные озера. До трагедии тут наверняка было не протолкнуться в такое время – все лежаки занимали или потные маслянистые тела, или небрежно скомканные полотенца. Теперь же постояльцам отеля было не до отдыха, особенно после утреннего открытия. Люди занимали лишь треть лежаков и старались держаться подальше друг от друга, говорили мало, глаза прятали под солнечными очками. Плавал и вовсе один человек.
И этого человека, к своему немалому удивлению, Марат сразу же узнал. Искристую воду ловко, как рыбка, рассекала тонкая фигура, казавшаяся черно-белой из-за контраста бледной кожи и закрытого черного купальника. Полина плавала не расслабленно, а быстро и почти профессионально. Сохраняя ровный темп, она наматывала по бассейну круг за кругом.
В этом, пожалуй, не было
Хотелось упрекнуть ее за это, но он не имел такого права и попросту застыл в паре шагов от бассейна в нерешительности. Вскоре Полина закончила наматывать круги в воде. Она выбралась из бассейна и почти сразу заметила Марата.
– Что-то часто мы стали встречаться, – только и сказала она.
Полина направилась к своему лежаку, а Марат, чуть подумав, пошел за ней. Он пока и сам не понимал, зачем.
– Мне нужно переодеться, – предупредила она. – А вы, пожалуйста, принесите мне из бара сок – мультифрукт, если есть. Потом поговорим о том, что вас волнует.
Марат окончательно растерялся:
– Что меня волнует?..
– Этого я еще не знаю, но сейчас выясню.
Ситуация становилась все более странной, ему только и оставалось, что плыть по течению. Он медленно, чтобы дать ей нужное время, прошелся к бару, вернулся оттуда уже с высоким бокалом, до краев наполненным густым оранжевым соком и кубиками льда. Полина к этому моменту сменила купальник на расшитый цветами сарафан, собрала вещи в пляжную сумку и готова была уходить.
– Благодарю, – кивнула она. – У вас ведь есть время?
– Да, сегодня съемок уже не будет.
– Хорошо. Можем пройтись.
Она сразу направилась не к корпусам, а к дальним аллеям. Марат присоединился; шли по узкой дорожке, с одной стороны росли молоденькие пальмы, с другой – кусты с похожими на миниатюрные букеты цветами. Цветы состояли из крошечных соцветий, розовых по краям и желтых в середине. Марат видел их десятки раз, но название так и не узнал.
Они быстро миновали территорию отеля и подошли к калитке, ведущей к заповеднику. Полина не остановилась и здесь, она уверенно шагнула под крышу из пушистых сосновых ветвей. Плитки под ногами больше не было, только ковер из хвои с редкими вкраплениями хрустящих шишек. Человеческие голоса поблизости не звучали, сменившись беззаботным пением птиц.
Здесь Полина снова заговорила:
– Задавайте свой вопрос.
– Так вы уверены, что он у меня есть?
– Уверена, как и в том, что он непростой. Во-первых, он был у вас еще утром. Во-вторых, мне слишком знакомо выражение лица человека, который не решается задать важный для него вопрос.
– Это не тот, что был утром, – признал Марат. – Тот отошел на второй план под влиянием… обстоятельств.
– Все равно задавайте.
– Он может показаться вам оскорбительным.
Полина бросила на него насмешливый взгляд.
– Взрослого человека невозможно оскорбить, если он не хочет быть оскорбленным.
Заявление было сомнительным, однако он предпочел поверить. Марату и правда интересно было услышать ответ. Иные вопросы похожи на занозу: не оставят в покое, если не вытянешь их из себя. Он лишь попытался подобрать более-менее вежливую форму для того, что его по-настоящему волновало, но быстро понял, что это невозможно. Он только запутается в паутине слов, проще сразу перейти к сути.
– Как вы можете вообще жить… вот так? Как будто ничего не случилось? После столкновения с таким горем – как будто его и не было… Вы же видели ту женщину, слышали ее!.. Это было сегодня, но вот вы снова улыбаетесь и отдыхаете как ни в чем не бывало.