Море играет со смертью
Шрифт:
Пожалуй, она расстроилась бы, обняла, начала гладить по волосам и повторять «Бедненький мой, потерпи!» Она всегда так утешала – и Бориса, и их детей. А может, вообще не дослушала бы до конца. Тоня очень боялась мертвецов и после каждого задания требовала, чтобы он при ней мыл руки не менее десяти минут таким ядреным мылом, что кожа потом трескалась до крови. Она где-то вычитала, что только так можно смыть «мертвые человеческие клетки». Разубедить ее оказалось сложнее, чем подыграть.
Полина, конечно, была другой, но это и не удивительно. Полина сама работала с горем. И она не была матерью трех детей, готовой
Когда он закончил, она кивнула:
– Я понимаю, почему это напрягает тебя. Но в твоей цепочке рассуждений притаился косяк, причем в самом начале. Это довольно распространенная ситуация: когда ошибка в вводных данных влияет на все выводы.
– И где тут ошибка?
– Ты думаешь, что, вытаскивая мертвые тела, ты помогаешь только мертвым. Ты забываешь о том, насколько это важно живым. Найденное тело – это точка в очень сложной и болезненной истории. Возможность попрощаться с близким человеком и отпустить. Если нет тела, остается недосказанность, порой даже надежда, но надежда разрушительная. Она не дает двигаться дальше, превращается в цепь, которая всегда будет держать близко к травмирующему моменту. Сейчас на берегу моря сидит женщина, которая не верит в смерть своего сына только потому, что не видела его тело. Возможно, не поверит никогда, если тело не найдут. Ей все равно придется уйти с этого берега, улететь в Москву и, вполне вероятно, до конца дней делить квартиру с призраком своего пропавшего ребенка. Вот от чего ты избавляешь очень многих. Не нужно относиться к этому так, будто тебе мусор доверили подмести, умоляю. Смерть требует особого уважения и почтения, сам ведь знаешь. Я каждый день говорю с людьми, живущими здесь. Я прекрасно знаю, как много ты им даешь.
Это было совсем как раньше… Борис слушал ее голос – и успокаивался. Он не знал, в чем именно дело: в тональности, в интонациях, в словах или во всем сразу. Ему было все равно до тех пор, пока это работало.
Черная туча, громыхавшая внутри, наконец отступала.
Когда Полина закончила, ему показалось – всего на секунду, и Борис никому не признался бы в этом – что они по-прежнему муж и жена. Тогда, много лет назад, они не допустили ни одной ошибки и все еще вместе. Теперь она просто пришла навестить его, близкие ведь так поступают!
Но иллюзия быстро отступила. Они больше не семья. Его семья – совсем другие люди, да и у нее на пальце обручальное кольцо. Она помогла ему, да, но пришла она не ради него.
– Ты что-то хотела? – спросил Борис, когда она закончила. Кто-то другой на ее месте обиделся бы на столь резкую смену темы, но он не сомневался, что Полина все поймет правильно.
– Да, я хотела поговорить про руины первого корпуса… Они не показались тебе слишком ветхими?
– Странное определение… С чего это вдруг?
– Я общалась с одним из родственников пострадавших, бывшим строителем… Он считает, что здание было ветхим, потому и упало.
– Это, случаем, не Пешков ли? – усмехнулся Борис. – Забыл, как его… Федор как-то там…
– Федор Михайлович, – подсказала Полина. – Ты знаешь его?
– Пришлось узнать. Он у нас тут поначалу крутился – не прогнать было! И тоже эту тему задвигал: тыкал во все пальцами и кричал, что оно должно было рухнуть, вот и рухнуло.
– Так он ошибается?
– Он толковый дядька, но
– Я тоже сначала так подумала, – кивнула Полина. – Но потом я снова пообщалась с ним, и у меня возникло ощущение, что в нем говорит не только отчаяние. Так ты считаешь, что он во всем не прав?
– Я считаю, что он не может мыслить здраво и путает причину и следствие. Мы ведь прибыли сюда не первыми, спасательные работы начались задолго до нашего приезда! Когда мы до отеля добрались, живых уже достали. Для этого технику подгоняли, она каталась туда-сюда, дробила кирпичи и бетон, вот и возникло ощущение, что тут все разваливается на части.
– Ты говорил это ему?
– Пытался сказать, но он не готов был услышать. Он подгонял факты так, чтобы они подтверждали его правоту, цеплялся к форме обвала… да к чему угодно цеплялся!
– Мне эти руины, если честно, тоже ветхими показались.
Борис обернулся на площадку, где все еще продолжали работать спасатели.
– Ну да, есть маленько… Мы чем глубже прокапываемся, тем больше мне приходится думать, как все это дело закрепить, чтобы ничего не осыпалось прямо на нас. Знаешь, до чего дошло? Я там уже специальные укрепленные боксы с рациями оставляю! Никогда такого не делал, только тут, чтоб самому спокойней было.
– Зачем? – удивилась Полина.
– Сюда посторонних не пускают, но это днем, а ночью за всем не уследишь. Я боюсь, что кто-то из родственников все же проберется сюда, своих искать… Помнишь, был этот мужик, который орал, что он один знает, как работы проводить?
– Помню. У него сестра осталась под завалами.
– Ну вот. Я перестраховываюсь на случай, если такой умник придет сюда ночью откапывать сестру и что-нибудь на себя обрушит. Если не помрет сразу, получит шанс найти рацию и позвать на помощь.
– По-прежнему добряк, а?
– Так, ты давай не порти мне тут репутацию! – показательно нахмурился Борис. – А эти мысли про теорию заговора оставь, Поля. Сама ведь знаешь: что простительно скорбящему деду, то для тебя непозволительно. Твое дело – отговаривать их от дурацких идей, а не подтверждать их веру.
– Ты прав, извини. Но мне и правда нужно было узнать твое мнение.
Полина ушла, вернулась во второй корпус отеля. Борис же перевел взгляд на ее следы, оставшиеся на земле. Подумал о том, что никогда, ни на одном месте обвала он еще не видел столько строительной пыли. Потом порадовался, что не ляпнул это при Полине – она сама ему когда-то говорила, что не стоит поддаваться фантазиям пострадавших, пусть даже самым убедительным.
Работать теперь стало легче. Борис не стеснялся того, что слова Полины настолько повлияли на него – в конце концов, ее ведь не зря считают одним из лучших психологов. Если это влияние принесло пользу, зачем упрямиться?
К вечеру захотелось увидеть ее снова. У него вроде как не было причин, он их и придумать бы не смог. Борису только и оставалось, что уповать на случайную встречу. Но в центрах, где работали сейчас психологи, Полины не оказалось, да и не любила она такие посиделки. Она предпочитала беседовать с пострадавшими в местах, которые выбирали они сами, где они ощущали себя в безопасности.