Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)
Шрифт:
– В койку, – пробормотал Ник и ушел.
Билл усмехнулся и сходил налить себе кофе в чистую чашку. Что ж! Придется доказать, что он полноценный коммунист, если охота вывести из себя Ника Мида… тот, казалось, был совершенно не расположен к мистеру Эверхарту. Да что такое, черт возьми, с этим парнем? На рассвете, по дороге обратно на судно, после того как они засиделись, выпивая, в комнате мистера Мартина над баром, Ник не сказал ни слова. Они шли мимо причалов, где пламя горячего красного утра играло на мачтах рыбацких смэков и танцевало на голубой ряби под доками, обросшими ракушками,
Пока все было довольно приятно, но в целом Билл поостыл ко всему этому предприятию. Судно кишело чужими недружелюбными лицами – но Уэсли не было. Где он? Ей-богу, если Уэсли вырубился где-то, пьяный, и не собирался возвращаться на борт… ей-богу, он не выйдет на «Вестминстере». Умудрится как-нибудь вернуться в Нью-Йорк и снова найти работу… Святые небеса, что за дурость!
Эверхарт оставил кофе нетронутым и пошел дальше.
– Где кубрик Мартина? – спросил он матроса на узком трапе.
– Мартин? Он кто? – спросил матрос.
– Матрос.
– Матрос? Их кубрик прямо.
– Спасибо.
В кубрике высокий кудрявый мужчина, растянувшийся с сигаретой на койке, Уэсли не знал.
– Когда отчаливаем? – спросил Билл.
Моряк одарил его подозрительным взглядом:
– Не в ближайшие дни… мож, в среду.
Эверхарт поблагодарил его и вышел. Он был одинок и покинут, как маленький ребенок…
Он вернулся в свой кубрик и упал на койку, мучимый сомнениями. Что он за человек?.. он что, не может встретиться лицом к лицу с реальностью – или как профессор он способен лишь ее обсуждать?
Реальность… слово в книгах по литературной критике. Да что с ним такое!
Он проснулся – он немного поспал. Нет! За иллюминатором было темно, горел свет… он проспал несколько часов, много часов. В желудке чрезвычайная пустота, которая обычно бывала голодом, но сейчас казалась лишь напряжением. Да, и ему снился сон – будто его отец был капитаном «Вестминстера». Смехотворно! Сны так нелогичны, в них серый безымянный ужас… но в то же время они так навязчивы и прекрасны. Захотелось очутиться дома, поговорить с отцом и рассказать ему об этом сне.
Тяжелая волна одиночества и утраты обрушилась на него. Что это было? Утрата, серьезная утрата… ну конечно, Уэсли не вернулся на борт, Уэсли ушел, оставив Билла одного в мире, куда сам же его и привел. Глупец! Неужели у него нет чувств, неужели он не осознает… ну, Эверхарт, чего же он не осознает?
Билл пробормотал:
– Какой же я глупый ребенок. Разума и силы воли не больше, чем у Сонни…
– Снова разговариваешь сам с собой? – спросил Итингтон с оттенком сарказма.
Билл спрыгнул с койки, твердо говоря:
– Да. Это привычка.
– Да? – усмехнулся Итингтон. – Он разговаривает сам с собой – он безумец!
Кто-то тихо засмеялся.
Билл
– Не зли меня, Итингтон, – огрызнулся Билл, стоя у раковины.
– Не зли меня! – с проказливой улыбкой передразнил Итингтон. – Ты глянь… я же говорил, что он профессор.
Биллу захотелось кинуть чем-нибудь в паренька, но в итоге он убедил себя, что это всего лишь шутка. Новичок нервно хихикнул… очевидно, хотел сохранить хорошие отношения с обоими. Итингтон таков, что его язвительной сущности нужен сообщник, размышлял Билл.
– У кого-нибудь есть сигарета? – спросил Билл, обнаружив, что его пачка закончилась.
– Боже! Уже курево стреляет! – вскричал Итингтон. – Теперь, вижу, я скоро переселюсь из этого кубрика.
Молодой блондин поднялся с койки:
– Вот, – сказал он вежливо и тихо. – У меня есть.
Билл посмотрел на него в изумлении. Юноша был взаправду красив… его белокурые волосы густо спутались в золотистые завитки, бледный лоб был широк и умен, темно-красный рот крупен, а глаза – его самая завораживающая черта – голубы и ясны, огромны, с длинными ресницами, они ошеломляли даже самого невосприимчивого наблюдателя. Он был высок, худ, кроме того, обладал длинными конечностями; широкая грудь, квадратные плечи… его худоба сильнее проявлялась ниже живота. Билл понял, что глупо пялится.
– Будешь? – предложил юноша, улыбаясь.
Его зубы сверкнули белизной, чего Билл неосознанно и ожидал.
– Спасибо.
– Меня зовут Дэнни Палмер, а тебя?
– Билл Эверхарт.
Они тепло пожали друг другу руки. Итингтон в некотором ступоре смотрел на них, опираясь на руку: очевидно, ему попались два профессора, а не один. Однако сейчас он решил остаться безмолвным наблюдателем, чтобы выяснить, оправдаются ли его подозрения.
Блондин сел на банку. На юноше были синие рабочие брюки и шелковая спортивная рубашка, на запястье красивые золотые часы, на левой руке – дорогое на вид кольцо.
– Это мой первый рейс, – бодро признался Палмер.
– Мой тоже, – сказал Билл, ухмыляясь. – Ты какую работу получил?
– Помощник кока.
– Думаешь, тебе понравится?
– Ну, мне не важно. Сейчас мне что угодно подойдет.
– Это у тебя кольцо выпускника? – поинтересовался Билл.
– Да, подготовительная школа. Андовер. В прошлом семестре был в Йеле на первом курсе.
– Понятно. И насовсем ушел в торговый флот?
– Да, – улыбнулся Палмер. – Моей родне это не нравится – они хотят, чтоб я остался в запасе офицерского колледжа. Но мне лучше так, неохота быть офицером.
Билл с удивлением приподнял брови.
– А ты? – вежливо поинтересовался Палмер.
– Я из Колумбийского, – ответил Билл, ухмыльнувшись: выступил прямо как второкурсник. – И я там преподаю.
– Правда?
– Да, английскую и американскую литературу, в университете.
– О боже! – учтиво рассмеялся Палмер. – Самый сложный для меня предмет. Ты уж, пожалуйста, не спрашивай меня о Шекспире!
Они хохотнули. Итингтон отвернулся спать, очевидно убедившись в истинности своих догадок.