Море Троллей
Шрифт:
В разгар всеобщего веселья Джек ненадолго позабыл, что за судьба ему уготована. Но тут мальчик увидел на берегу толпу связанных пленников. Он — раб. И Люси тоже — рабыня. Этот праздник не для них. Возможно, именно в этом самом месте их и продадут. А что, город вроде бы большой…
Пленников Олафа отогнали к прочим Там они и прождали весь день напролет, пока воины пировали да веселились. Зеваки пялились на них во все глаза Джека ощупывали со всех сторон, тыкали в ребра, заставляли встать и повернуться туда-сюда. Придирчиво рассматривали его зубы, оттягивали
Но Джек был связан. Именно здесь, на суше, пленникам при желании удалось бы бежать, и потому их охраняли особенно надежно. Одну только Люси держали в стороне от оскорбительной навязчивости покупателей. Наконец ближе к вечеру на окраине города появились новые люди.
Трудно было сказать, откуда они взялись и сколько их в точности. От домов протянулись длинные синие тени — плавно перетекая во мглу под сенью деревьев. И в этой-то мгле постепенно обозначились очертания человеческих существ. Тела чужаков словно увивали виноградные лозы: ощущение было такое, будто пробудился сам лес. У Джека аж волосы на голове встали дыбом.
Пришельцы приближались безмолвно и настороженно, точно стадо оленей. Только теперь Джек рассмотрел, что они наги — или почти что наги. Вместо одежды их кожу покрывали прихотливые синие узоры.
— Пикты, — прошептал мальчик. Эти нисколько не походили на неприметных торговцев из его родной деревни; сильные уже своей численностью, с наступлением темноты они словно набирались мощи. Мгновение — и пикты, обступив пленников плотным кольцом, принялись щипать их, проверяя, хорошо ли те откормлены.
— Haettib! — крикнул кто-то из берсерков. «Перестаньте!» В кои-то веки Джек порадовался присутствию скандинавов. Воины оттеснили пиктов в сторону — к ним вышел Олаф Однобровый.
— Ekki pupa! — проревел он. «Не сейчас!»
«И никогда», — подумал про себя Джек. Сердце его отчаянно колотилось в груди.
— Farib! — «Убирайтесь!»
Пикты, зашипев, отступили. Только что они маячили в конце тропы — и вот их уже нет: словно растворились в лесу.
Всё что угодно — лишь бы не достаться пиктам, лихорадочно думал Джек. Да лучше он будет рабом на свинцовом руднике, лучше он станет тяжелые камни ворочать и навоз убирать до конца своих дней, но только не к пиктам!
Олаф же между тем велел своим людям привести пленников в мало-мальски пристойный вид. Сперва их искупали в ледяной воде, а волосы вымыли каким-то на редкость вонючим мылом. После чего продрогшие, мокрые насквозь бедолаги выстроились у потрескивающих костров — сушиться. Каждому вручили по ломтю хлеба с добрым кусом сочного тушеного мяса.
Ничего вкуснее Джек вот уже много дней не ел. Жадно заглотив еду, он слизнул с пальцев последние аппетитные капли. Затем по кругу пустили мехи с сидром — все пили, сколько влезет. Наконец, с туго набитым животом и слегка захмелевший, Джек вытянулся на земле рядом с прочими пленниками.
«Что ж я за домашняя скотина! — думал он, слушая, как в животе бурчит сытный ужин. — Даже
Джек приподнялся на локте и некоторое время наблюдал за разлетающимися от костра искрами. Мальчик попытался призвать дух жизни, но тщетно: он объелся и слишком устал. «А ведь я, похоже, и впрямь в раба превращаюсь», — с горечью подумал он, засыпая.
В городе был базарный день. Селяне притащили здоровенные корзины с яблоками и репой. Пекари выставили лотки с горячими, одуряюще пахнущими хлебами. В плетеных клетях кудахтали куры; лошадей, коз и свиней водили туда-сюда — дескать, любуйтесь, покупатели! Но главным событием — по всей видимости, такое здесь случалось нечасто — стала распродажа рабов.
Пленников поделили на группы: в одной — юноши и девушки; в другой — те, что постарше; женщин на сносях определили в отдельную категорию.
— Tveir а verbi eins, — кричал Олаф. «Двое по цене одного». Собственно, торги как таковые вел приятель Олафа по имени Свен Мстительный: он знал несколько языков.
Что до детей, так здесь был только один Джек. Люси на продажу не выставили, почему — неведомо. «Пожалуйста, ну, пожалуйста, пусть нас не разлучат», — молился про себя Джек. Добродушной супружеской чете мальчуган вроде бы приглянулся: они одобрительно повертели его туда-сюда Но тут жена сказала что-то, муж молча пожал плечами и перешел к взрослым.
Похоже, дети здесь особой популярностью не пользовались. Джек, навострив уши, улавливал обрывки разговора Ни гэльского, ни латыни он, естественно, не понимал, но кое-кто из горожан говорил по-саксонски. Дети — они слабые, хилые, вечно болеют. Всё равно что деньги на ветер выбрасывать — купишь такого, а он, едва до дома дойдешь, тут же и свалится замертво…
Постепенно пленников распродали, и новые владельцы увели их по домам. Первыми купили тех, что посильнее; затем — женщин на сносях. После настал черед тех, кто постарше и послабее: эти восполняли свои изъяны и недостатки опытом Один был сапожником, другой ловко управлялся с лошадьми, а тщедушная старушенция знала целых шесть рецептов приготовления пудинга и умела варить вкусное пиво.
Однако были и отверженные. У двоих мужчин спины были покрыты шрамами — смутьяны, ясное дело, от таких жди беды. У одной из женщин была изувечена нога: Джек с тоской вспомнил об отце. Другой пленник плевался в каждого, кто только пытался приблизиться.
Никто даже не попытался предложить цену за монаха. Джек слышал, как кто-то из мужчин сказал, что монахи, дескать, налагают на тебя проклятие, так что потом молоко скисает.
К концу дня непроданными остались лишь пятеро. Наконец появились Торгиль с Люси. Воительница уселась на землю и принялась подравнивать ногти устрашающего вида ножом, а Люси прижалась к брату. Он, ясное дело, при виде сестры куда как обрадовался, но и про пиктов не забыл Солнце почти опустилось к горизонту, и Джек знал доподлинно: пикты вернутся.