Море Троллей
Шрифт:
Чем ближе путешественники подходили к фьорду короля Ивара, тем больше кораблей встречалось им по пути. Рыбаки радостно приветствовали воинов и умоляли разрешить им подняться на корабль и глянуть поближе на морского змея. Эрик Красавчик гордо выпячивал грудь. «Но с Олафом Однобровым ему вовеки не сравниться, — тоскливо думал Джек — Никому из них этого не дано».
Наконец корабль вошел в залив; шум моря постепенно стих вдалеке. Волны улеглись; тут и там на берегу Джек различал оленей и кроликов — самых что ни на есть привычных оленей и обыкновенных кроликов. Далеко на севере громоздились
Вскоре среди холмов замаячили усадьбы; на высокогорных лугах паслись овцы. Вот показалась и пристань, — народу там прибывало с каждой минутой; а еще дальше, на выступе темно-синего камня, тусклого и безжизненного, словно металлический слиток, громоздился дворец Ивара Бескостного. Хейди, Дотти и Лотти встревоженно оглядывали приближающийся корабль.
«Ох, Небеса милосердные, как же мне им рассказать-то?» — с ужасом подумал Джек. Но в конце концов вышло так, что рассказывать никому и ничего не пришлось. Раз Олафа не видно — значит, его нет. Такого великана попробуй спрячь! Дотти и Лотти громогласно запричитали и принялись раздирать на себе одежды. Хейди же, по обычаю своего народа, скорбела молча. Скакки повел вернувшихся в усадьбу.
— А я ведь его предостерегала, — снова и снова повторяла Хейди, стоя у длинного очага в центре зала — Ведь говорила же ему: «Ессли уведешшь мальчика и его сеестру во дворец, обречешь себя на гиибель». Я вииидела, как лежит он в теемном лесу, и кровь сердца его впитывается в сырую зеемлю. Бедный мой бестолковщина».
— Ну, всё было не совсем так, — мягко возразил Джек.
— Видения никогдааа не исполняются в тооочности. Но суть-то была ясна.
Дотти, Лотти и дети торжественно расселись вокруг очага, вместе с друзьями и соратниками Олафа. Скакки занял высокое кресло отца. Кресло было юноше заметно велико — впрочем, до этого кресла ему вовеки не дорасти. В свои шестнадцать Скакки стал главой семьи.
— Олаф умер так, как сам того хотел — пал в битве, — произнес Руна своим новообретенным, звучным голосом.
И погребение у него было достойное самого короля! — воскликнула Торгиль. И неожиданно запела:
Гибли дубы в погребальном пламени, Троллий медведь, грозен и лют, Улегся в ногах любимца Одина. К отважному воину взывали валькирии, Открылись герою ворота Вальхаллы; Горько рыдала Горная Королева.В зале воцарилась тишина. На мгновение все словно замерли. Затем Руна произнес.
— Это же настоящая поэзия!
— Но женщины стихов не слагают, — возразил Свен Мстительный.
Все взгляды обратились на Торгиль: все ждали, что воительница по своему обыкновению немедленно впадет в ярость. Но девочка лишь
— Да я и сама не знаю, как это у меня так вышло, — растерянно отозвалась Торгиль, — но за похвалу спасибо.
— Она разговаривает с птицами, — испуганно прошептал кто-то из детишек помладше. — Мама, она что, ведьма?
Дотти цыкнула на малыша, и тот разом примолк.
— Она — ведунья, — поправил Джек.
— Но она же стихи слагает. Это же неправильно, — не отступался Свен Мстительный. И вновь все обернулись к Торгиль, ожидая испепеляющей вспышки ярости. И опять ничего не произошло.
— Тооргиль, — промолвила Хейди, по своему обыкновению растягивая девочкино моя. — Ты хорошо себя чуувствуешь?
— Да всё с ней в порядке! — вскричал Джек. — Торгиль дочь Олафа вольна поступать, как ей нравится. Олаф принял ее такой, какая она есть, а вы почему не можете? Она сражалась с тролльим медведем плечом к плечу с Олафом. Она убила молодого дракона. Она случайно отведала его крови, точно так же, как некогда Сигурд. Вот поэтому она и понимает теперь язык птиц. Она испила из источника Мимира. Вот поэтому она и научилась слагать стихи. Ну почему вы не в силах признать этого?!
Из-под двери задувал ветер; огонь потрескивал и метался в очаге. Звери, вырезанные Олафом на столбах и стропилах, словно ожили и задвигались.
— Ты пристыдил нас, — пробормотал Скакки.
— Я… я не хотел, — испугался Джек. — Просто… просто…
— Нет-нет, ты прав, — проговорил юноша. Он выпрямился в полный рост — вот теперь он и впрямь походил на отца — Нарекаю тебя сестрой, Торгиль дочь Олафа. Добро пожаловать в наш род.
— А я нарекаю тебя дочерью, — подхватила Хейди. — И Дотти с Лотги — тоже — Она свирепо зыркнула на младших жен.
Для Торгиль это было уже слишком. Девочка слишком привыкла быть изгоем. Подобное дружелюбие ее просто ошеломило: она разрыдалась и выбежала вон.
— Куда она пойдет? — встрепенулся Джек. Все прочие восприняли бегство воительницы как нечто само собою разумеющееся.
— На холм, к королевским псам, куда же еще? — невозмутимо пояснил Руна. — Задира, Волкобой, Ведьма и Кусака ужас как обрадуются. Они же с ней еще не виделись…
— А тепееерь, — протянула Хейди, — расскажиии-ка мне поподробнее, как там Горная Королева рыдала над мооим Олафом.
Похоже, Хейди не пребывала в полном неведении касательно мужниных шашней. Она давно уже взяла на заметку походы Олафа неведомо куда, причем с подарками, и пришла к выводу, что у того завелась еще одна жена.
— Но трольша?. — негодующе воскликнула она — У бедняги что, вообще вкуса не было?
— Королева очень даже мила… ой! — Джек задохнулся: Руна украдкой двинул его локтем в живот. — Но уродина. Ужас какая уродина! — торопливо докончил он. Однако Хейди не отступалась, пока Джек не описал Гламдис во всех подробностях.
— Оранжевые лохмы во все стороны?! Девяти футов ростом?! Да еще и клыки?! Мой бестолковщина что, совсем умом тронулся? — кипела Хейди. При виде ее досады Дотти с Лотти заметно приободрились.