Море Троллей
Шрифт:
— Нет. Нынавыжу птиц, вот и все!
— Ну тогда, боюсь, этого недостаточно. — Джек пожал плечами. — Мне они очень даже по душе. Я даже с ними разговариваю — ну, по крайней мере, с теми, что поумнее, вроде Отважного Сердца. Нам позарез нужно отдохнуть, правда. Если тебе не нравится птичий гомон, заткни уши мхом. А я пойду поищу еды — вот, кстати, еще одна из наших мелких неприятностей, ежели ты вдруг позабыла…
Торгиль тут же последовала его совету: напихала в уши мха. И уселась на берегу ручья. По щекам ее катились крупные слезы.
Джек
Джек быстро насобирал ягод, но ему хотелось отыскать чего-нибудь более питательного. Он подумал было о грибах — но кто их знает, вдруг это поганки? Зато он отыскал и накопал дикого лука.
Неожиданно в подлеске громко затрещало: Джек тут же похолодел от ужаса. Медленно и важно из-под ветвей выступила огромная птица. Роскошный коричневый хвост веером стоял сзади, а под ногами у нее суетились с десяток пестреньких цыплят. Джек сглотнул слюну. Да это же глухарка, да еще какая — размером с четырех куриц! Однажды Хейди подала глухаря к столу в усадьбе Олафа. Джек до сих пор помнил вкус сочного мяса, приправленного брусникой из садика Дотти.
Глухарка надменно поглядела на чужака. В глазах ее, над которыми, словно брови, красовались широкие красные полосы, читалось легкое недоумение. Она даже не испугалась! Джек нащупал нож.
Птица подошла ближе. Цыплята клевали что-то в траве, то и дело поглядывая вверх: одобряет мамочка или нет. Глухарка нагнула голову и ласково заквохтала. Джек знал: этой птицы им на много дней хватит. Он зажарит ее с диким луком — как удачно, что он его накопал! — и подаст с той самой земляникой, что так жадно клюют птенцы.
Птица с достоинством прошествовала мимо. Она абсолютно не боялась чужака. На то, чтобы перерезать ей горло, нужна была секунда, не более… но у Джека просто рука не поднималась. Ведь Бард объяснял: дурно использовать жизненную силу для охоты. Долина буквально бурлила жизненной силой, и глухарка чувствовала себя в полной безопасности. Убить эту птицу было бы… ну… неправильно.
Глухарка скрылась за деревьями. «Ну и дурень же я», — упрекнул себя Джек, провожая ее взглядом. Однако вскорости лес вокруг изменился. Здесь, среди знакомых уже сосен и осин, попадались яблони, каштаны, лещина и даже груши. Ветви их были усыпаны цветами и спелыми плодами, словно весна и осень смешались в долине воедино. Джек снял тунику и использовал ее как мешок.
И тут вдали послышалось гудение, от которого сердце у Джека предательски дрогнуло. Ибо он узнал этот звук: то жужжали бесчисленные пчелы. Как же их много…
Джеку доводилось слышать пчел разозленных и пчел бодрых, пчел озабоченных и пчел отчаявшихся — если их улей постепенно вымирает. Но этими владела безумная радость. Мальчуган словно наяву увидел, как они тысячами роятся над деревьями, поднимаясь и опускаясь. И встревожился — хотя прежде никогда пчел не боялся. Просто этой неуемной радости ему было не вынести. Джек поспешно повернул назад.
Торгиль по-прежнему сидела на берегу ручья, как зачарованная глядя на воду. Джек нарезал ей спелых груш, потом отыскал большой плоский камень и размолол ядрышки орехов в кашицу. Девочка поела — и вновь уставилась в ручей.
«Ну и ладно», — подумал Джек.
Однако спустя какое-то время все же встал и поменял повязку у нее на лодыжке. Девчонка же не виновата, что она берсерк с кошмарным характером. Опухоль на ноге прошла, равно как и волдыри на щеке. Торгиль явно выздоравливала — хотела она того или нет.
Остаток дня все отдыхали: Джек то дремал, то играл с Отважным Сердцем, катая туда-сюда круглый каштан. Мальчик знал, что надо бы собираться в путь, но им овладело умиротворенное благодушие. Давным-давно он не чувствовал себя так уютно.
Ближе к ночи Джек вновь пошел прогуляться и увидел на полянке снежных сов. Они клевали морошку и о чем-то ухали меж собой. Тут же пристроилась полевка: мышь деловито точила побег дикого горошка. Привычные Джеку совы грызуна тотчас бы сцапали, а эти — нет, даже внимания на него не обращали.
Джек решил задержаться в долине чуть дольше, хотя Торгиль упрямо его разубеждала. Воительница вновь могла говорить — и говорила не умолкая.
— Мы — в походе, — твердила она. — Рабу, конечно, этого не понять, но вообще-то расслабляться нам не полагается. Наш долг — как можно скорее отыскать Горную королеву. Олаф именно этого и хотел бы. Мне осточертело валяться пузом кверху.
— Да ты ничем другим и не занимаешься, — парировал Джек. — А я вот пошел еды добыл!
— А я отыскала долину.
— Как тебе вообще это удалось? — полюбопытствовал мальчик.
Торгиль покраснела до корней волос.
— Просто случайно догадалась.
В любом случае, нужно, чтобы твоя лодыжка окончательно зажила. Не могу же я вечно таскать тебя на руках, словно котенка.
— Никакой я не котенок! Я — Торгиль, дочь Олафа. Я поползу на окровавленных коленях и ладонях, если понадобится!
Джек с удовольствием отметил, что Торгиль вновь стала самой собой. Значит, и впрямь поправляется. Для перелома лодыжка ее срасталась на удивление быстро. Через день-два девочка уже сможет идти самостоятельно, и Джек твердо вознамерился дождаться, пока Торгиль вновь обретет свободу передвижения.