Море Троллей
Шрифт:
— А, Отважное Сердце, как же, как же, — проговорила Гламдис. Темные глаза ее лукаво блеснули. — Нахальный негодник, одно слово. — Пояснять, что имелось в виду, она не стала. — А теперь я приглашаю вас всех на празднество в честь Олафа Однобрового. Все будет так, как он сам пожелал бы: пир с музыкой, танцами и добрым угощением. Я скорблю о том, что Олаф ушел в Вальхаллу, но знаю: Один ему обрадуется. Лучшей двуногой дичи я в жизни не встречала.
Глаза Джека наполнились слезами, и даже королева — мать, напомнил себе мальчик —
Наконец все покинули тронный зал и долго шагали по длинным коридорам, пока не вышли во внутренний двор: просторный, идеально круглый и вообще более всего смахивающий на застывшее озеро. Двор находился под открытым небом, а по краям его выстроились палатки. Джек принюхался: пахло жареным тетеревом. Мальчика усадили за невысокий стол вместе с Торгиль: ётунские столы были для них слишком велики. Фонн и Форат устроились рядом — за компанию.
Впервые в жизни Джек увидел тролльих малышей — так называемых «детенышей». Они носились взапуски между столами и украдкой таскали всякие вкусности. Они поскальзывались на льду, сталкивались, громогласно подзуживали друг дружку и то и дело затевали потешную возню. Впрочем, детей было немного. Фонн объяснила, что взрослеют они медленно, — тем, что казались ровесниками Джека, уже перевалило за пятьдесят. Сама Фонн считалась еще слишком юной, чтобы завести себе гарем.
Детеныши на каждом шагу учиняли беспорядок — но никто особо не возражал. Взрослые снисходительно улыбались, глядя на то, как малыши карабкаются вверх по занавесям, переворачивают стулья и кидаются снежками. Дома Джека выдрали бы за куда меньшие безобразия.
Джека с Торгиль потчевали тетеревятиной с брусничным вареньем, кроликом с луком, медвежьими лапами (от лап Джек отказался) и толстыми ломтями лосятины. Горная королева одна уплела целую лосиную ногу, а Фонн с Форат рвали на куски гигантскую форель. На тролльем пиру за столом вели себя ничуть не лучше, чем на празднестве короля Ивара.
— Чур, одну ногу на пол! — заорал молодой увалень, что влюбленно поглядывал на Фонн. — Правило у нас одно: пока ешь, держи ногу на полу!
— Это он передо мной выпендривается, дескать, человеческую речь освоил! — фыркнула Фонн.
Еще Джека с Торгиль угощали хлебом со свежим маслом и медом, яблочным пудингом с пряностями, виноградом из теплиц Фонн и сыром — Торгиль объяснила, что сыр этот из молока таинственной зверюги под названием «як». По кругу ходили целые бадьи с сидром, пивом и медом. Увальни попытались было вовлечь Торгиль в состязание «кто кого перепьет», но девочка твердо ответила: «Нет».
— Тролли все равно выиграют. И они это знают. Не хочу позориться, — объяснила она.
Когда угощение закончилось, а со стола убрали, начались песни и танцы. Увальни перешли на другой конец озера, тролльи девы выстроились напротив. Увальни охорашивались и гордо выставляли напоказ надбровные дуги — ведь это тролльшам
— Это что, плач? — спросил он у Фонн.
— Нет, конечно! Это песнь китов. Очень даже веселая, на самом-то деле. Они поют об Утгарде, нашем возлюбленном доме, что навек для нас утрачен и остался далеко за морем.
«Если это веселая песня, то печальных ему лучше и вовсе не слышать», — подумал про себя мальчик.
Лишь невероятным усилием воли он сдерживался, чтобы не разрыдаться.
— Вы ведь не будете возражать, если я потанцую немножко? — застенчиво спросила Фонн.
— Конечно-конечно! — хором заверили ее Джек и Торгиль.
Так что Фонн засеменила через лед к прочим тролльшам. Сперва все они веером рассыпались по озеру, затем приблизились к увальням: те из кожи вон лезли, стараясь произвести впечатление. Одна за другой девы выбирали себе кавалера, хлопая того по плечу увесистой ручищей. Пары вышли на лед.
Топ! Хлоп! И-и-и — скользим, скользим, скользим! Топ! Хлоп! И-и-и — скользим, скользим, скользим! Тролльи девы вели своих партнеров через озеро, а Форат и прочие выводили жалобный, стонущий аккомпанемент.
— Воистину, Олафу возданы великие почести, — проговорила Торгиль, вздыхая над кружкой сидра.
— Вот уж не думал не гадал, что его тут так любят, — сказал Джек.
— Хейди, Дотти и Лотти — тоже, — отозвалась Торгиль, улыбаясь краешком губ.
Ближе к концу празднества Джек пробрался к столу королевы и, учтиво поклонившись, спросил:
— А норны придут завтра?
— Возможно. Норны придут, когда сами того захотят, — отозвалась королева.
— А не могла бы ты… ну, так сказать… немножко поторопить их?
День, когда Люси должны принести в жертву, неотступно маячил у Джека перед глазами.
— Торопить норн не смеет никто.
— Но если бы они знали, как это важно…
— Послушай, детеныш, — добродушно отозвалась Гламдис, — ежели норны намерены даровать тебе успех, то придут они днем раньше или днем позже — это совершенно неважно. Все произойдет так, как суждено.
— Но не могу же я просто сидеть сложа руки и ждать!
Джек вовсе не собирался грубить — тем более тролльей королеве девяти футов ростом! — но мальчик себя не помнил от тревоги.
— Боюсь, придется. Заодно Фонн покажет тебе дворец.
— И вовсе ей незачем со мной нянькаться, — буркнул Джек.
— Я, например, твердо знаю одно, — как ни в чем не бывало продолжала Горная королева, — гнать от себя радость, пока она длится, и вместо того скорбеть о своей судьбе есть великий грех.
— Вот и Руна мне так говорил, — воскликнул Джек.