Море вероятностей
Шрифт:
– Ликка! – донёсся из кустов смущённый шёпот. – Ликка!
– Что? – она остановилась. – Это ты, Хас?
– Я, - подтвердил невидимый Хас. – Ты уходишь?
– Да.
– Надолго?
– Да. – И Ликка прибавила: - Я слишком долго наслаждалась покоем.
– Но все хотят, чтобы ты была здесь, - сказал Хас.
Ликка закусила губу.
– Ни у кого нет привилегий, - ответила она строго. – Пока я здесь, другие смиренные трудятся и выполняют мою работу за меня.
Хас вздохнул.
– И тебя долго не будет? – жалобно проговорил он. – Очень долго?
Ликка
Хас никогда не показывался на глаза – он был слишком застенчив. Отчего-то он очень полюбил Ликку и иногда приносил ей маленькие подарки. Она подумала, что Хас станет тосковать, когда она уйдёт. Наверное, так же, как она тоскует по Тчайрэ... Но он хотя бы сможет надеяться на её возвращение.
– Тогда... – испуганно, но решительно начал Хас, - тогда, пожалуйста, посмотри. Я ещё не закончил. Я хотел показать, когда закончу. Но я очень хочу, чтобы ты увидела.
Ликка приподняла брови, и низкий налобник скрыл их.
– Увидела что?
– Идём! – сказал Хас и зашуршал кустами. Ликка последовала за ним, ориентируясь на звук. Её платье цеплялось за колючки, а ветви деревьев едва не стащили с неё покрывало. Спустя минуту она ступила на берег канала.
Берег сиял.
Он словно стал отражением звёздного неба. Повсюду раскрылись светящиеся белые цветы. Ликка стояла среди цветов. Они напоминали крупные звёзды, снежинки, сложенные в молитве ладони – не сыскать двух одинаковых бутонов. И они благоухали, сейчас – на самом деле благоухали, в отличие от прошлых творений Хаса: чуть душновато, но сладко. Острые глаза Ликки заметили, как в ореоле света стыдливо метнулась в сторону, во тьму, бесформенная тень маленького садовника.
– Они прекрасны, Хас, - искренне сказала Ликка. – У тебя получилось.
– Правда? – несмело спросил Хас.
– Как если бы я дала Клятву чистоты. Они достойны того, чтобы по ним ступала Любимая.
– Правда-правда? – забормотал Хас и забегал кругами от волнения: заколыхались кусты. – Ты так говоришь, Ликка... Так говоришь...
– Мне нужно идти.
– Подожди, пожалуйста. Ещё минутку.
– Что?
– Венок, - едва слышно пролепетал Хас. – Пожалуйста, возьми венок.
Ликка думала, что он наконец покажется ей со своим творением, но он сплёл венок заранее. Венок лежал на скамье у берега. Ликка улыбнулась.
Она попыталась надеть венок поверх покрывала, но покрывало на её голове уродливо топорщилось. Ликка нахмурилась. Она помнила, насколько важно смирение, но Догмы говорили, что ради помощи другому допустимо всё – допустимо даже нарушить свою Клятву. Она знала, что Хас смертельно стыдится себя. Ему было стыдно даже верить и молиться. И она знала, что кажется ему ненамного меньше самой Всемилосердной. Она должна была показать Хасу, что каким бы он ни был, он может создавать прекрасное и славить Возлюбленную Миров наравне с другими.
Ликка сняла покрывало и надела венок, зацепив его за свои длинные изогнутые рога.
Она отдарилась. Хас принял её чётки с трепетом, словно святыню, и обещал обязательно, обязательно сохранить. Ликка повеселела:
Улс-Цем ждал её – тёмная, сутулая фигура на фоне светящейся стелы. Низко надвинутый капюшон скрывал его лицо, но по тому, как он выпрямился и подался навстречу, Ликка поняла, что он рад её видеть. Когда она приблизилась, из его широкого рукава выскользнула белая костяная табличка, на которой слова появлялись сами собой. Такой обет он дал, чтобы лучше исполнять свою Клятву – Клятву чистоты.
«Итак, ты решилась уйти?» - написала табличка.
– Да, - сказала Ликка, - и меня уже пытались отговорить. Хорошо, что от тебя можно не ждать такого простодушия.
Она не увидела, но ощутила усмешку Улс-Цема.
«Это был Кагр?»
– Нет. Одно маленькое создание, которое растит здесь цветы. Я отдала ему свои чётки.
«Да, я вижу. И ты снова думаешь о Тчайрэ».
Ликка вздохнула.
– Ты когда-нибудь ошибаешься?
«Да, Ликка, и часто. Я – аналитический субмодуль, а не машина истины. Но есть информация, доступ к которой довольно прост. Прости, я не хочу обидеть тебя».
– Я и не пыталась скрывать. Мне не хватает Тчайрэ. Мне бы очень хотелось поговорить с ним.
«Я не встречал его. Каким он был?»
Ликка помолчала. Она могла убрать воспоминания из области срочных ответов, забыть – настолько, насколько ей позволяла функциональность. Но не делала этого. Одна мысль, один запрос – и Тчайрэ снова был перед ней как живой.
...как он ковыляет, припадая на одну ногу, грузный и неуклюжий, потом оборачивается, и Ликка видит его единственный глаз, круглый и жёлтый как луна. Она говорит, что ей не по душе изуверы из Отрёкшихся, что они используют Глас Немых в своих целях и не практикуют осознанность, что они... И Тчайрэ отвечает: «А ты не сомневайся в чужой вере. Сомневайся в своей. Ты безупречна? Ты знаешь, как правильно верить?»
– Он был... – Ликка прикусила губу и запрокинула голову, глядя поверх капюшона Улс-Цема на блистающую мнемотеку. – Он показывал нам, какими Любимая хочет видеть нас. Он показывал нам, что можно сделать с собой, если действительно захотеть. По-настоящему измениться... а не слоняться повсюду с угрюмым видом, как Отрёкшиеся.
Улс-Цем снова усмехнулся.
«Ты сурова к ним».
– Они меня злят.
«Почему?»
– Считается, что они должны быть лучше остальных. Должны служить примером. А на деле... одна болтовня.
«Они просто не пытаются казаться лучше, чем есть».
Ликка раздражённо дёрнула головой. Но вдруг понимание хлестнуло её, словно бич; она приоткрыла рот и вся сжалась от стыда. Опомнившись, она потупила взгляд.
– Благодарю тебя. Я... должна чаще думать о своей Клятве. Я... немилосердна.
Некоторое время табличка оставалась белой. Потом Улс-Цем сказал: «Я запросил данные. Я мог бы создать для тебя образ Тчайрэ, модель, поддерживающую диалог. Но он не скажет ничего нового, да и ты этого не захочешь».