Море волнуется — раз

Туманова Юлия

По-прежнему не подымая головы, она отвинтила пробку и послушно вдохнула всей грудью.

Артем деликатно отвернулся и повернулся обратно, только когда раздался сухой кашель. Быстро сорвал с росшего у забора дерева горсть незрелых ткемали.

— Закуси, — велел он и сунул ей под нос.

Она схватила не глядя, потом торопливо подвигала челюстью, проглотила. И посмотрела на него возмущенно.

— Что за хрень?! Ой!

— Что — ой? — уточнил Артем.

Хотя примерно знал, что это значило. Смотреть

на него мало кому доставляло радость. А уж девице в расстроенных чувствах, вообще, наверное, худо пришлось. То-то у нее глаза врастопырку и рот набок.

Пусть бы еще, что ли, глотнула спиртику? Авось, спьяну не так пугаться будет…

* * *

Лада не испугалась, ей было все равно. Просто физиономия мужика в оранжевом комбинезоне напомнила о том, что происходило у завалов. А следом появилось перед глазами улыбающееся лицо Марьи Семеновны.

Конечная станция. Больше она улыбаться не будет.

И в этом только твоя вина! Твоя, а не Палыча или другого какого хлыща в белом халате, который плюнул на бабку и побежал спасать других. Потому что так было надо. Потому что там действительно нуждались в их помощи.

А Марье Семеновне было сто лет в обед. Палыч не намного ошибся.

Все так и должно быть.

Виноваты не те, кто оставил ее без присмотра, виновата ты, и твои глупые детские шуточки, и твое ослиное упрямство, и твоя куриная слепота!

Так вот сейчас самое время испить вину до дна.

Пей! Захлебывайся! И никакой спирт не перебьет этот вкус!

— Да не трогайте вы меня! — отмахнулась она, внезапно осознавая, что ее куда-то тащат.

— Совсем раскисла. Ну и ну, я думал, нынешняя молодежь покрепче будет. Да не пинайся ты, малохольная!

— Пустите…

Он ухмыльнулся и отпустил. Ладка сползла по забору в траву. Юбка, прошедшая боевое крещение, задралась. В попу что-то упиралось, и Ладка, поерзав с минуту, вытащила собственный рюкзак. Не сразу его узнав, долго и глубокомысленно разглядывала.

Зачем ей рюкзак? Ей теперь не рюкзак, ей бы веревку и мыло.

Как жить с чувством такой вины?

— Я не смогу! — повторила она несколько раз, будто споря с кем-то. — Это из-за меня… она умерла.

Перекошенная от гнева красная физиономия оказалась совсем рядом с ней. Бабка из-за нее померла? Из-за этой шмакодявки?!

— Ты кто? — шмакодявка внезапно открыла глаза. — Ты чего?

— Наклюкалась, — констатировал Артем и, взявшись за лямки перепачканной майки, аккуратно потянул Ладку на себя.

— Нормально! — удивилась она, заинтересованно глядя на перепачканные огромные пальцы в заусенцах и царапинах.

Артем поставил ее, прислонив к забору, а потом, быстро примерившись, перекинул через плечо.

— Мы куда? — спросила она.

— На кудыкину гору.

— А ты знаешь, что такое беспомощность? — Ладка

с неожиданной ловкостью вывернулась и теперь стояла перед ним и смотрела на него в упор.

— Заткнись, а? — попросил Артем.

— Так что? — не послушалась она, — ты знаешь, что такое беспомощность? Когда тебе семьдесят лет, а ты лежишь на казенной койке, под капельницей, и думаешь, что кто-то придет и поможет тебе, а никто не идет и не помогает! Потому что есть дела поважней, понимаешь? Потому что чья-то жизнь оказывается дороже твоей! Ты вот во сколько ценишь свою?

— Что?

— Свою жизнь!

— Слушай, ты что, никогда не пила, что ли? — догадался он.

— Пила, — возразила Ладка, — еще как пила.

Черт его дернул связаться с этой мелюзгой! Ну кто же знал, что с глотка спирта ее так развезет? Он же помочь хотел, а вышло что-то совсем невообразимое!

Раньше не помогал, и все было отлично! И что теперь с ней делать?

— Ты здесь живешь или проездом? — вежливым голосом поинтересовался Артем.

— Проездом. Проездом на поезде, — Ладка решила быть точной в формулировках. — Мы ехали вместе с Марьей Семеновной, всю дорогу в карты играли, а потом она…

Недослушав, Артем вздохнул и снова взвалил ее на плечо.

— Поставьте меня, пожалуйста, — тихо попросила она.

— Ну, щас, ага, — согласился он, не сбавляя шаг.

— Я вам говорю, отпустите, — повторила она внезапно изменившимся голосом. — Я в порядке.

И что-то заставило Артема поверить ей, и он взглянул на нее по-новому. Как быстро девочка взяла себя в руки! На удивление быстро. Молодец.

— А на ногах-то устоишь? — все-таки поинтересовался он.

— Да не ваше дело! Пустите! — разозлилась она и спрыгнула на землю, почувствовав, что его хватка ослабла.

Устояв, Ладка взглянула на Артема внимательно, запрокинув голову. Перед ней стояла горилла в оранжевом комбинезоне.

— Что? — чуть отодвинулся он. — Не нравлюсь? Она растерянно моргнула. О нем Ладка как-то не думала. Она всего-навсего решала, какого черта этот орангутанг вздумал, что ее необходимо утешать и таскать, перекинув через плечо, будто ковер. И еще — поить спиртом, предлагать сигаретку и смотреть исподлобья с жалостью.

Ей не нужна его жалость!

С собой она справится сама.

— Всего хорошего, — попрощалась она, скроив вежливую гримасу.

— А на мой вопрос вы так и не ответили… — ни с того ни с сего сказал Артем.

— На какой еще вопрос?

Она досадливо поддернула лямку рюкзака.

Странно, подумалось Артему, она меня не боится, и презрительно не морщится, и осторожного, брезгливого любопытства тоже нет в помине в ее лице.

Пыльная, заостренная мордочка выражала только нетерпение.

Странно, снова подумал он и вдруг страшно на себя разозлился.