Морфология загадки

Сендерович Савелий Яковлевич

(i) Загадочное описание имеет особый смысл существования, не сводимый к его направленности на разгадку. Загадочные описания пользуются в качестве своего инструментария ограниченным кругом смысловых предпочтений, которые включены в компактную систему морфологического родства, пронизывающую всю область загадки. (C. 98)

(k) Народная загадка классического, то есть древнего полнозначного, типа направлена на две различные цели: очевидную и неочевидную, манифестируемую и латентную, произносимую и молчаливую, просто иносказательную и табуированную. (C. 108)

(l)

Ряд зияний, конституирующих загадку [тезисы (a) и (b)], дополняется зиянием между манифестируемой и латентной целями при том, что обе они представляют направленности одного и того же текста. Тогда как манифестируемая цель (разгадка) берется из открытого и неограниченного смыслового универса и допускает варианты, то есть представляет собой переменную по отношению к загадочному описанию, латентная цель относится к привилегированной стабильной, узкой, закрытой смысловой области. (C. 108)

(m) Манифестируемая цель, или регистрируемая разгадка, будучи ответом на иносказание загадочного описания, служит иносказанием по отношению к предмету латентной цели того же описания, или эвфемистическим замещением этого табуированного предмета, которое позволяет последнему оставаться неназванным. (C. 109)

(n) Функциональный строй загадки классического типа представляет собой своего рода фигуру сокрытия, или троп, одновременно служащий делу выражения и сокрытия, выражения посредством сокрытия и сокрытия посредством выражения. (C. 109)

(o) Сексуальная тематика не просто присуща народной загадке, а дает основание самому жанру, поскольку является причиной запрета называния. Без окольного выражения она не имела бы никакой реальности. Самый жанр загадки объясняется как необходимая форма представительства сексуальной темы в культуре. (С. 121)

(p) Эвфемистическая манера речи, соблюдение табу являются культурным условием воспитания и проверки умственной половой зрелости. (C. 125)

(q) Социальная функция загадки – служить культивированию и проверке умственной половой зрелости на пути к браку дает единственное объяснение взаимной необходимости таких ее фундаментальных свойств, как избыток сигнификации, морфология в качестве фигуры сокрытия и связанность выразительных средств единой компактной смысловой областью. (C. 1256)

(r) Функционально-морфологическая дифференциация подлинной загадки на три типа: нормальную (с полным соблюдением функции сокрытия), озорную (с настойчивым намеком на нормально скрываемый предмет и невинной разгадкой) и о беременности (где различие нормально скрытого и объявленного содержания нейтрализовано), – является средством воспитания готовности различать присутствие сексуального содержания, служит поддержанию установки на это содержание и, таким образом, программирует выработку компетенции в разгадывании загадки. Так дидактическая функция принимает участие в морфологической артикуляции загадки. (C. 133)

(s) Народная загадка принадлежит особой культуре веселой ритуализованной игры, в которой обретается жизненно необходимое знание. Она проводит испытуемого между смешным и постыдным. Личная вовлеченность обеспечена в этой игре поддразниванием,

а выход обеспечен коллективной мудростью. Веселье здесь оправдывает затруднения и испытание, которым подвергается участник в процессе обучения. При этом смех может выполнять три разные функции: 1) подбадривания в процессе загадывания загадки, 2) подтверждения преодоленной трудности (совместный смех загадывающих и испытуемого) и 3) насмешки над провалившимся. (C. 134)

(t) Тогда как предмет демонстративной разгадки получает оглашаемую словесную форму выражения, латентный предмет остается под завесой табу не только потому, что его имя запрещено, но и потому, в первую очередь, что суть этого образа в его образности. Это не просто придержанное знание, а знание эйдетическое, словесно же не передаваемое лучше, чем это делает загадка. (C. 145)

(u) Остраненная форма сексуальной образности представляет универсальную установку культуры по отношению к сексуальным предметам. Порождающая эффект остранения гротескная, алогическая модальность смысла с зиянием посредине представляет ту двойную спираль, то семя, из которого процвела загадка. И наоборот, загадка – это образцовая культура репрезентации сексуальных предметов. Загадка как выразительное высказывание получает новую характеристику: ее два значения, манифестируемое и латентное, по сути представляют собой единое двойное значение, гротескно раздвоенное и необходимо единое. Это своеобразный гротеск в квадрате; его многомерная структура соединяет метафорическое описание с буквальным и образ табуированного предмета с его несобственным и пародийным именем. (C. 145)

(v) Ядро жанра загадки и семинальную страту в устной традиции составляет классическая, то есть полноценная древняя, загадка, определимая как фигура сокрытия с двойным значением – латентным и манифестируемым. Следующую страту составляет загадка, отвечающая тэйлоровым критериям подлинной загадки, то есть соединяющая метафорическое описание с буквальным в фигуре затемнения, но утратившая функцию сокрытия. Третью страту составляет загадка с упрощенной структурой: двучленным буквальным описанием или даже с одночленным, метафорическим или буквальным. Во второй и третьей страте как правило сохраняются материальные следы родства с архетипической классической загадкой, от которой данная вырожденная отклонилась. (C. 156)

(x) Древняя классическая загадка должна отвечать следующим признакам: 1) быть причастной к табуированному сексуальному содержанию в его архетипических гротескных конфигурациях; 2) выражать его в форме фигуры сокрытия с двойной разгадкой, произносимой и непроизносимой; 3) соединять в своем описании метафорическое и буквальное изображения; 4) использовать рекуррентные мотивы устной традиции; 5) называть в декларируемой разгадке предмет, пародийно сходный с латентным предметом и тем самым завершать гротеск на уровне второго порядка. (С. 156)

(y) В основе корпуса загадок, представляющего определенную устную традицию, лежит арсенал словесных мотивов, связанных сетью родственных отношений. Мотивы связаны поэтическими смежностями, проходящими на разных лингвистических уровнях и в разных направлениях. Пролиферация цепочек родства в энигмопоэтическом процессе может происходить как за счет трансформаций на основе смыслового или формального родства мотивов, так и в результате тенденции к использованию в различных ролях одних и тех же масок из имеющегося арсенала мотивов. (C. 173-4)