Морок
Шрифт:
Мой наплечник почти выдержал попадание пистольной пули. Пробила железо, но не глубоко зашла. Доктор вытащил без труда. Кости целы, а мясо нарастёт. Даша накладывает бальзам на повязку, а я вспоминаю события недавнего прошлого.
Месяц назад в Москву пришли сведения о выходе на нас из Брест-Литовска имперского войска. Назывались огромные цифры: сто тысяч, сто пятьдесят тысяч. Я думаю, что реально тысяч пятьдесят-шестьдесят. Даже такое войско снабдить на пару месяцев пути было огромной проблемой. Каждый месяц болезни будут выкашивать из этой орды, как минимум десятую часть. Антисанитария, грязная вода, испорченные продукты. Так что к Москве минус десять тысяч. Но и такое войско может натворить дел даже и не взяв нашу столицу. Разъезды
А мою бригаду с войском боярина Прокопия Ляпунова послали навстречу супостату, чтобы задержать, дав оборонительное сражение. Рядом с крепостью Почеп нашли место — переправа на реке Коста. Поставили с помощью посохи шесть артиллерийских редутов. Получилось довольно часто — сто пятьдесят шагов друг от друга. На редутах шестьдесят дрейков и гаубиц с канонирами и подмогой плюс шесть мушкетёрских батальонов, получивших втульчатые тесаки для превращения ударно-кремнёвого мушкета в пику. Чуть сзади за редутами в промежутках стояли пять стрелецких полков и пять полков казаков-пластунов. В резерве у Ляпунова было пять тысяч конных донцов и три тысячи посохи в его лагере. У меня в резерве три драгунских полка с колесцовыми мушкетонами и пистолями(1500) и один уланский с пистолями и пиками(500), сотня конной гвардии и эскадрон дальней разведки. Мой обоз охраняла тысяча посошных бойцов, вооружённых фитильными мушкетами. Вот и всё войско. Командовать Заруцкий поручил боярину Ляпунову, так как меня, пятнадцатилетнего
А у противника сил было побольше. По результатам разведки, неприятель имел примерно тридцать тысяч разномастной наёмной имперской пехоты, четыре тысячи имперской конницы, двадцать две пушки с тысячей канониров и обслуги. У шедших отдельно поляков было тысяча гусар, две тысячи коронной конницы, две тысячи литовской конницы, около пяти тысяч запорожцев и примерно десять тысяч посохи и обслуги в обозе. Всего пятьдесят пять тысяч. Вдвое больше, чем у нас.
Командовал имперцами фельдмаршал Карл де Бюкуа, имевший десятилетний опыт сражений в испанской армии. Этого на мякине не проведёшь.
25-го июня пришло известие, что противник осадил Стародуб, но крепость не сдалась. Это было нам на руку, можно получше зарыться в землю. Через день командир моей дальней разведки лейтенант Аскер Мамаев сообщил, что один из огромных обозов врага стоит под Унечей в пятидесяти верстах от нас и охраняется двумя полками имперских рейтар, полком наёмных шотландцев из имперской пехоты с пятью пушками и пятитысячной посохой. А это половина всех припасов чужого войска. У Ляпунова тут же созрел план — навалится всей нашей конницей. Ну, так то да, но наши потери при штурме обозного вагенбурга будут немалые. Да и основное войско противника может ударить нам в спину. От Унечи до Стародуба, где стояли главные силы неприятеля меньше тридцати вёрст.
Я предложил другой план. Моя конная артиллерия обзавелась новым лёгкими прочными лафетами на металлических осях. Так, что пройдут пятьдесят вёрст без проблем. И мои драгуны тренированы к ночным боям. Решили добавить ещё казачий полк, что получше вооружён. И в таком составе двинули.
Вышли днём 28-го июня. Вечером поужинали и отдохнули в Спиридоновке, что на полпути к городку Унеча. Оставили в деревне разъезд разведчиков, чтобы предотвратить засаду на обратном пути. К полуночи мы были вблизи вражеского лагеря. Развернули
Мы ударили сначала картечью по всполошившейся охране лагеря. Потом пушки стали бить зажигательными брандскугелями. Запылало несколько пожаров. Наши бойцы расцепили повозки, построились двумя цепями и пошли на зачистку лагеря. Посоха врага побежала, а вот рейтары кое-где отстреливались. В конце лагеря мы натолкнулись на сопротивление шотландцев. Рейтары, проиграв последний бой, ускакали в ночь. Ляпунов, тёртый калач, начал переговоры с командиром шотландцев Лермонтом и пригласил весь его полк на нашу сторону с немедленной выплатой месячного жалования. Между деньгами и смертью, шотландцы выбрали деньги. Ляпунов со своими донцами и шотландцами утром ушёл на Рославль с тысячей телег(порох, свинец, мука, сало). Остальное сожгли.
В ходе рейда мы потеряли сотню убитыми и раненными. Враг потерял тысячу шотландцев перешедших на нашу сторону, тысячу убитыми и половину своих запасов для похода на Москву.
Второго июля имперцы подошли к нашим позициям, но не стали горячиться и пошли в наступление лишь на следующий день. Имперский фельдмаршал не был дураком, да и поляки отчитались о недавнем проигранном ими сражении под Болтнево. Что бы я предпринял на его месте? Обход с фланга. Я поставил разъезды на флангах на чужой берег реки и стал ждать. Днём поступило сообщение «идут, охватывая правый фланг». Вернувшийся из Рославля Ляпунов взял туда два драгунских полка с конной батареей и всех донцов. Авось, не прорвутся.
А в это время имперцы начали двигаться на редуты огромными коробочками. Ядра наших пушек прокладывали просеки из человеческих тел в рядах наступающих, но это их не останавливало. Вот уже затрещали мушкеты с редутов. Если выстрелить под хорошим углом, то можно поразить противника и за четыреста и за пятьсот шагов. А мои бойцы уже имели опыт таких стрельб. Вот веером пошла картечь. Но, имперцы, чем хороши? Тем, что прут напролом. Из тридцати тысяч мы повыбили треть, но остальные идут сомкнув ряды. И тут…
На левом фланге сигнал «вражеская конница». Как же так? Они же на правом! С правого фланга прибыл вестовой. «Запорожцы и переодетая посоха постояли вдали и ушли назад.» Запускаю в воздух красный фейерверк «Опасность. Все ко мне.» Но пока конница с правого фланга по краю оврага сюда прийдёт — враги уже будут на редутах. Собираю в кулак всех кто есть в резерве: драгунский и уланский полки, сотню моей гвардии и эскадрон дальней разведки. Нас немного, всего чуть больше тысячи. А навстречу разгоняется гусарские хоругви. Я бросаю им навстречу своих улан. Бамбуковые пики улан длиннее, крепче и легче гусарских, но это не главное. Нужно, чтобы уланы не дрогнули и въехали в гусар со всей мощью. Они и въехали. Правда, почти все погибли. Но, гусар остановили. А дальше мои драгуны выплюнули в упор по противнику картечь из мушкетонов. И началась рубка. Мои гвардейцы ворвались в эту кучу-малу и стали решетить врагов из револьверов. Восемьсот выстрелов в упор собрали хорошую жатву. Я тоже у левого редута расстрелял весь барабан и взялся за рапиру, когда в меня попала пуля. Уже на руках у Евдокима я увидел, как мои драгуны и донцы наконец выехали на поле боя.
— Ну, что, герой? — выводит меня из задумчивости боярин Ляпунов. — Пойдём к воинам. Все построились. Тебя ждут. А то видели, как тебя окровавленного тащили. Не хорошо. Скажи воинам слово. Ведь враг отошёл, но не ушёл ещё.
Сажусь, с помощью Евдокима, на смирную кобылу. Подъезжаю. От всех полков хорошо, если половина в строю осталась. Качаю головой и, начав речь, «даю петуха»:
— Воины!
Прокашливаюсь, разводя руки в стороны, мол, извините. Начинаю по новой: