Морока (сборник)
Шрифт:
Началось с того, что Семен Андреич в гору пошел, да так пошел, что в один день через Андрея Петровича перепрыгнул! За уходом Ивана Фомича, назначен он начальником отделения: Андрей Петрович и ахнуть не успел, как Семен Андреич ему:
– Андрей Петрович – составьте!
– Андрей Петрович – напишите!..
И вид такой, словно родился начальником!
Павел Кондратьевич в большое возмущение пришел:
– Да как же так? – возмущался Павел Кондратьевич.
– Да почему же так? – возмущался Андрей Петрович.
– Да
Даже сон такой Андрею Петровичу приснился:
Идет он будто бы в департамент, а через него, сзади, новый швейцар, как прыгнет!.. А рядом другие – и, будто бы, такая чехарда пошла, что только ноги в воздухе болтаются…
И самого Андрея Петровича подмывает:
– Прыгни! Прыгни!
Пришел на другой день – глядит и департамент упразднили!
И сам Андрей Петрович назначен заведующим подъотделом, а есть в том повышение или понижение – неизвестно!
Встречает Павла Кондратьевича:
– Вот я сон какой видел!
А тот и сну не удивился:
– Оно и есть – назначен новый швейцар в роде как над директором надсмотрщиком!..
Пошли, посмотрели – и верно: сидит новый швейцар в директорском кабинете и всем своим видом внушает совершенное уважение.
– Ну и ну! – сказал Андрей Петрович.
– Ну и ну! – сказал Павел Кондратьевич.
Андрей Петрович хотел было отшутиться:
– А чем он в самом деле и не комиссар?!
Только с каждым днем пошли все новые и новые несообразности. Одно можно сказать: переверт!
– Они скоро Фальконетов монумент на Петропавловский шпиль взгромоздят – говорил Павел Кондратьевич и составил будто бы в этом смысле проект, только выше Семена Андреича прыгнуть не удалось: не обратили внимания!
Понадобилось однажды Андрею Петровичу за справкой сходить – а как курьеров теперь нельзя посылать – пошел сам. Приходит – нет такого учреждения.
Осмотрелся вокруг, –
– Да куда же это я попал?!
И Петербург – и не Петербург?! – словно все вывески переменились!
– Что это за улица?
Милиционер сплюнул, но ответил:
– Карла Маркса, вот какая!..
И опять такой улицы словно бы в Петербурге не было!
Так проплутал, проплутал, да и вернулся домой; и с той поры из дома ни ногой – кроме как на службу – и то побаивался:
– А что, как земля из под ног уплывет?!
Но ничего не произошло – изо дня в день писались те же самые бумаги, только с необходимыми в форме изменениями, и в перевернутом мире, где ни кто не знает имени-отчества своего ближайшего начальника, единственной опорой оставался стол Андрея Петровича, у окна, с видом на Зимний Дворец; и крепко за этот стол продолжал Андрей Петрович держаться.
Больше всех Семен Андреич приставал:
– Вы бы, говорит, вы бы!..
То ему кажется, что шкаф не на месте стоит, то и самый стол хочется ему переставить.
– Проявили
Андрей Петрович отвечал:
– Не нахожу силы духа!..
И все оставалось на прежнем месте. Конечно, зудит иногда:
– Прыгни! Прыгни!
И зайдет в голову какой проект – но всегда что-то останавливало:
– Допрыгаешься!
Многие, конечно, прыгнули – и больше всех Семен Андреич – из автомобиля не выходит: заседание у него за заседанием – и Андрею Петровичу он не раз говорил:
– Я бы вам хорошее место дал… Только конечно – инициатива!
Андрей Петрович соблазну не поддавался… И правильно: выходит он однажды в двенадцать часов из дома своего, на Малой Дворянской, и вдруг – Иван Демьяныч!
– К чему бы это?!
Ан – пришел в департамент – отправлен, говорят. Семен Андреич в чеку и единственно за проявление инициативы!
Павел Кондратьевич так и сказал:
– Допрыгался!
От должности, которую Семен Андреич занимал, – Андрей Петрович сам отказался:
– Я здесь больше пользы принесу – и посоветовал Ивана Фомича пригласить – старик и дело хорошо знает, а сам по-прежнему сидит за своим столом, с видом на Зимний Дворец, и если скажет кто:
– Переверт!
– Андрей Петрович так и обрежет:
– В существе никакого переверта! Единственно, одно лишь название: прежде чиновник – теперь-совработник…
Павел Кондратьевич подхватывал:
– Прежде министерство – теперь-наркомат…
И так перебирали все ведомства и радовались.
А когда, большей частью по праздникам, начинало играть воображение и было переговорено уже что и на жалованье заведующего всем управлением теперь невозможно прожить – Андрей Петрович начинал:
– Вот если бы Волга – в Белое море – это переверт!
– Вот если бы…
Но в двенадцать часов шел Андрей Петрович через Троицкий мост, Павел Кондратьевич – через Литейный, а Иван Фомич – через Николаевский – и все они, описав свой круг, попадали в один и тот же департамент.
И шли в это время сотни тысяч людей, каждый своим путем, и если надлежало двоим быть в одной и той же точке пространства, неминуемо должны они были столкнуться лбами:
– Виноват!
– Извиняюсь!
И плыть дальше – каждому своей, установленной от века, орбитой…
Крокодил
Председатель Прищеповского совета, которого из уважения к высокому его званию назовем мы и впредь будем называть Степаном Аристарховичем, придя в Совет ровно в десять часов по новому времени, увидел на столе своем газету с отчеркнутой красным карандашом заметкой следующего содержания: