Морока (сборник)
Шрифт:
– Дюревиль… Дюревиль…
– Товарищи!
И опять Дюревиль чувствует на себе глаза. Без этих впивающихся в него глаз Дюревиль не смог бы сказать ни слова.
– Дюревиль… Дюревиль…
Но речь Дюревиля вызывает, недоумение:
– Организованность… Спайка… Дисциплина… Глаза – тысячи глаз, вспыхивают негодованием. Глаза – тысячи глаз, выражают нетерпение. Слово берет Джон Робертс – рабочий того же завода.
– Довольно! Мы не позволим, чтобы нас выбрасывали на улицу, как собак. Не позволим!
Натрибуне снова Дюревиль.
– Партия
Но сепаратные выступления…
– Внимание… Внимание…
– Партия примет все необходимые меры! Если надо будет…
Дюревиль не договорил: крики, аплодисменты.
Джон Робертс снова на трибуне:
– Победа или смерть!
– Победа! Победа!
Старый рабочий, стоявший в первых рядах, заявил: – Мы хотим видеть русских товарищей!
– Русские!.. Русские!.. – пронеслось по залу. Задние взбирались на плечи передних – чтобы увидеть русских товарищей.
– Это ложь буржуазной печали! Русские к нам не приезжали!
Но никто не поверил. Шёпотом передавали:
– Еще не время…
Рабочие хорошо знали, зачем приехали русские товарищи!
– Товарищи! – сказал в заключение Дюревиль – предлагаю вынести резолюцию протеста против закона о высылке русских… Приветствие русскому пролетариату…
Резолюция принимается единогласно. Гражданин Дюревиль возвращается домой.
Но ни Кэт Упстон, ни русского мальчика в редакции не оказалось, и никто не мог сказать, когда и куда они исчезли.
ПОЖАР У МИСТЕРА БЕБЕШ.
В восемь часов вечера мистрисс Бебеш почувствовала озноб и усталость – озноб и усталость чувствовала мистрисс Бебеш раз десять в течение дня – и вздумала прилечь на электрическую кровать, которая так превосходно действовала ночью. При помощи горничной она повернула выключатель. Электрическая теплота расползлась по сетке – электрическая теплота стала согревать постель. Мистрисс Бебеш требовала:
– Еще! Еще! Холодная!..
Стрелки мистрисс Бебеш показывали секунды:
– Еще!.. Еще!..
Кровать нагревалась все больше и больше. Наконец…
Но разве мы можем описать отчаяние мистрисс Бебеш – бедной мистрисс Бебеш, при виде воспламенившейся кровати! Горничная одна и горничная другая и третья горничная перенесли ее маленькое тело в место, достаточно удаленное от горящих кружев ее, мистрисс Бебеш, спальни.
Через полчаса весь город знал о новой козни большевиков:
– О покушении на жизнь мистера Бебеша!
«Отечество в опасности»! – писала вечерняя газета, субсидируемая мистером Бебешем: – «если не будут приняты самые крайние меры, цвету нашей нации грозит гибель от руки злостных бандитов»…
Далее следовало описание заслуг мистера Бебеша, восхвалялись качества выпускаемых его предприятиями товаров и сообщались курсы акций тех обществ, во главе которых стоял мистер Бебеш. Курсы эти стояли все-таки не особенно высоко, хотя
Статья заканчивалась требованием ареста всех большевиков – как русских, так и отечественных, при чем газетка не стеснялась делать намеки на самого депутата Дюревиля.
СОВЕЩАНИЕ В ПАРЛАМЕНТЕ.
Еще с утра, под влиянием слухов о приезде большевиков и уличных волнений, в парламент начали съезжаться депутаты. К вечеру парламент представлял давно невиданное зрелище: прибыли депутаты, годами побывавшие в парламенте – и не только министры, но и товарищи министров. Говорили о большевиках, о панике, о пожаре, о покушениях, причем каждый из видных политических деятелей предполагал, что очередь за ним, а многочисленные журналисты составляли бичующие статьи по поводу трагической гибели NN – место для имени оставалось свободным.
В десять часов открылись многочисленные совещания – фракций, подфракций, секций, подсекций, комиссий и подкомиссий. Параллельно шло заседание кабинета министров.
Мнения разделились: консерваторы, опиравшиеся на крупное землевладение и опасавшиеся конкуренции русского хлеба, настаивали на самых крайних мерах – либералы предлагали те же крайние меры, но в несколько иной и более демократической формулировке – правое крыло, рабочей партии воздерживалось от голосования.
Кабинет министров постановил: в целях прекращения волнений на заводах, отпустить мистеру Бебешу, который приобретал заводы, находившиеся до сих пор в руках мистера Ундергема, крупную сумму денег в беспроцентную ссуду, а что касается большевиков, то их постановлено было немедленно арестовать и отдать под суд, как за самовольный въезд, так и за покушение на жизнь мистера Бебеша.
Заседание парламента в речах ораторов всех партий одобрило эти меры, но когда приступили к голосованию, то заметили, что ни Дюревиля и ни одного из его сторонников в зале не оказалось.
Отсутствие Дюревиля принято было за весьма плохое предзнаменование.
ГДЕ ЖЕ КЭТ?
Если читатель помнит – депутат Дюревиль, придя с митинга, не нашел дома Кэт, присутствие которой, как секретаря, было крайне необходимо, тем более, что Дюревилю предстояла очень серьезная работа. Вместе с Кэт исчез и оставленный на ее попечение русский мальчик.
Когда Дюревиль уехал на митинг, мальчик начал скучать. Он слонялся по комнате, теребил Кэт за платье и кричал:
– Ма-ма!.. Ма-ма!..
А когда Кэт отстранила его, он расплакался.
Кэт Упстон, которая, если вы помните, не любила мышей и кошек – она тем более боялась слез! Но никакие утешения не помогли:
– Гулять! Я хочу гулять!
Кэт стоило большого труда понять его желание, но она все-таки одела мальчика и вышла вместе с ним на улицу. Кэт думала через полчаса вернуться обратно: депутат должен был возвратиться с минуты на минуту.