Морозко. Сказка для взрослых
Шрифт:
— Я замуж хочу, Слава. Мне надоело вот так, по твоему желанию трахаться с тобой. Решай.
Я словно с цепи сорвался. Замуж?! Она замуж хочет?! Эта блядь?! Посмотрел на неё, усмехнулся. Но она продолжать не собиралась. Держа бокал в длинных, наманикюренных пальцах, отпила вино и, глядя мне в глаза, проговорила:
— Я выбрала тебя. Но могу выбрать и другого. Решай сам.
И я решил. Свалил в ночь, в зимнюю метель. Сука… Мать бы её побрал! Ксюха всегда была требовательной — с самого начала. Только лучшее — цацки, тачки, пляжи… Да разве я отказывал? Красивым бабам — красивая упаковка. А эта — красивая… Красивая и умная. Да только кольцо — оно же
— Что ревёшь?
Она глянула на меня, и я едва не одурел от этого взгляда: глаза у неё карие, так же, как и у бывшей моей, но какие-то другие. Тёплые, как растопленный горький шоколад. И я, словно неудачница-муха в этом шоколаде. Да какого дьявола я подобрал её?! Таких трахать надо во все щели, а потом посылать на шестьдесят девять. Вот в этом и есть толк от баб, иначе никак. Ксюхе и жемчуга мало оказалось, и цацок золотых, и Доминикан, и Индонезии с этим кретинским домиком, которым она восхищалась, словно провинциалка, первый раз оказавшаяся в городе…
— А думаешь, у меня повода нет? — вдруг повысила она голос, едва ли не выхватила бутылку у меня из рук и, сделав огромный глоток, снова взялась за огурцы. — У меня дети… Понимаешь, дети?! Девочки! — Она утёрла слёзы, сопли и громко, драматично, хлюпнула носом. Вынула из банки самый, наверное, кривой огурец, и откусила. Честно сказать, от всего происходящего, я охеревал и, чем ближе мы подъезжали к дому, тем сильнее во мне крепла уверенность, что от этой белобрысой надо избавляться, но… — Девочки… — Огурец она по-прежнему держала в руках. — Ты везёшь меня непонятно куда… Изнасиловал, а я… — Она надрывисто, по-бабски всхлипнула. — Думаешь, у меня причин нет?! Ты убогий ублюдок! Только и можешь силой…
Так, стоп! Мне даже башкой тряхнуть захотелось! Да у неё на роже было написано «трахни меня!». Вообще-то, я не очень помнил, что там было… В голове всё ещё мелькал Ксюшин образ. Красивая, чтоб её! Да и привык я к ней. Всё же больше года вместе… И пусть всегда знал, что сука — какая разница. Тело, да и мозги… Мне даже разговаривать с ней нравилось. А потом, как выстрел:
— Слав, ты извини, — она отвела взгляд, посмотрела на пламя, танцующее в камине. — Мы с Андреем…
Вот тогда-то я всё понял. Договаривать ей было не нужно — она всегда умела выражать чувства взглядом. Подняла глаза, и когда я посмотрел на неё… Она всё знала. И я всё понял — заглянув в её глаза, понял всё. Сука! От бессильной ярости вдруг захотелось разрушить что-то. Сейчас я смутно припоминал, как сделал шаг к ней, как схватил за волосы и притянул к себе. Помнил страх в её глазах, её приоткрытые губы и её вкус. Чёрт… Конечно же, я не смог ей ничего сделать!! Потому что… Да чёрт знает, почему! Стоило бы замочить, сучку! С моим лучшим другом… А что я хотел?! Новый год в его загородном доме — вот он — намёк. Я цинично усмехнулся, глотнул водки и снова посмотрел на сидящую рядом девицу.
— Тебе плохо, что ли, — спросил я. — Хочешь, отвезу обратно? Высажу в сугробе и жди там своего Санта Клауса.
Наверное, это было несколько цинично. Подбородок её задрожал, губы — тоже. Бабские истерики…. Терпеть не могу! Она глотнула водки — рафинированная сука. Ещё одна! Почему на моём пути только такие и встречаются??! Сука… Выебать бы её рот, да и дело с концом. Какого хрена
Протянув руку, я вынул из банки, зажатой меж её ног маринованный огурец, засунул в рот.
— Всё вам, бабам, вечно не хватает! — с горячностью выдал я, думая о Ксюхе. — Палец в рот сунь — руку откусите. Член — так замуж надо…
Она посмотрела на меня как-то странно. То ли с пренебрежением, то ли с осуждением, и от этого её взгляда кровь во мне забурлила с новой силой. Хорошая водка…. Я сделал ещё глоток. Стало жарко, и я с трудом сдержался от того, чтобы выключить печку. Эта сидит — трясётся вся. Хотя… Похрен! После Ксю — никаких баб. Хватило. Вспомнились и её слёзы после того, как отпустил её, слова типа «прости». А я только глаза её видел — карие, лживые… Глаза стервы. Замуж ей надо… За друга моего! А если бы я ей предложил, что тогда?! Хотя… Знала же, что не предложу. Сука! И не трахалась со мной уже месяц поэтому… Сука! Сука-сука-сука!
— Так что, обратно везти?! — рявкнул я.
От выпитого черты её казались мне одновременно расплывчатыми и очень чёткими. Она мотнула головой, но мне было мало.
— Везти?! — Я ухватил её за плечо и дёрнул на себя. Машина вильнула, и эта снова затрясла своими блондинистыми космами. От неё пёрло огурцами и сладкими духами, нос покраснел. Мне хотелось зарычать, приложить её, чтобы заткнулась. На самом деле, не её конечно, а ту, другую, кареглазую с надутыми губами, и поэтому от греха подальше Асю я просто оттолкнул. Она повалилась на противоположную дверь и снова разревелась, я же всучил ей бутылку. Пусть глотку займёт. Так и ехали — она время от времени прикладывалась к бутылке и продолжала всхлипывать, я бесился, понимая, что стремительно трезвею. А трезветь не хотелось. Уж точно не сейчас. Хотелось набить морду Андрею, ещё что-нибудь хотелось…
Глава 7. Слава
Слава
Через пару минут справа показался мой загородный дом, и я остановил машину. Надо бы загнать в гараж. А, впрочем, это подождёт до утра. И где, мать его, пульт от ворот?! Пошарив по карманам, пульта я не нашёл и открыл бардачок. Блаженная девица, сидящая рядом, вжалась в спинку сиденья. Благо, хоть всхлипывать перестала. Рука моя, соскользнув, упёрлась в её коленку, и я опустил взгляд. Здоровенная такая дыра на колготках и всё ещё зажатая меж ног банка с огурцами…
Наконец брелок нашёлся и я, отперев ворота, загнал машину во двор. Едва ли ни кубарем вывалился на свежий воздух и тут же вдохнул полной грудью, а после обошёл внедорожник и, распахнув дверцу со стороны пассажира, вытащил на улицу и эту овцу. Банка упала в снег, тут же завоняло маринадом. Девица почти не сопротивлялась. Полупьяная, впечаталась в меня и, задрав голову, глянула снизу вверх. Красивые у неё глаза, карие. Или это мне после водки кажется?
— Пошла, — подтолкнул я её к крыльцу.
Она, пошатываясь, пошла вперёд меня, так и сжимая в руке горлышко бутылки. Какое-то время я смотрел ей вслед, затем пошёл следом и только на крыльце понял, что обуви на ней нет. Идёт босиком по снегу… Тряхнул головой, но ноги этой идиотки так и остались голыми. Точно… Кажется, сапоги её остались на полу.
Поднявшись на крыльцо, я отпер дверь и пустил эту… как её там… Асю внутрь. Она зашла и встала, как вкопанная.
— Раздевайся, — бросил я, но когда обернулся, эта так и стояла, как вкопанная, только бутылку обхватила обеими руками и прижала к груди. Стоит и смотрит.